651

в которую быстро обернули клочки урывками подхваченного богословия, перемешанного с национализмом и горечью по поводу развала той империи, в которой они себя чувствовали гораздо комфортнее, чем при непонятной и неустойчивой демократии.

Обиду на демократию они быстро превратили в привычный со времен коммунистического воспитания миф о враждебном окружении. Если в былые времена это было «учение» о классовых врагах, точащих ножи против совдеповского пролетарского «рая», то в постсоветской редакции оно превратилось в международный «американо-жидо-масонский» заговор против России. Истина здесь, конечно, не при чем. Но на какую-то часть населения, в том числе и церковного, обездоленного условиями трудного переходного периода, эта ненавистническая мифология влияет. А церковное руководство, по словам вышеупомянутого «электронного» батюшки, в страхе растерять и так немногочисленное стадо, вместо того, чтобы руководить и наставлять одурачиваемый национал-большевиками народ, плетется где-то сбоку — не впереди и не позади, а именно сбоку, чуть-чуть придерживая паству от крайностей.

Заканчивая наши невеселые наблюдения, процитируем еще раз мысли вышеупомянутого «электронного» батюшки, который дает жестокую, но меткую характеристику современной Русской православной церкви: «Жив дух иосифлянства, но какого-то нищего[27]. Для настоящего нет своего естественного богатства, а для "заволжского"[28] нет молитвы».

И, как бы это не показалось парадоксальным, батюшка видит в современном русском церковном «истеблишменте»

652

дух обновленчества, проявляемый в церковном авторитаризме.

В заключение нашего исследования приведем пророческие слова вышеупомянутой матери Марии — ее видения Церкви в постсоветской России:

«Если в Церковь ... [в постсоветской России] придут новые кадры людей, этой властью воспитанные ... в какую-то минуту, почувствовав себя церковными людьми ... по полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению. ... они вскоре станут говорить от имени Церкви, воплощая в себе ... знак непогрешимости. Отсюда следует своеобразный фундаментализм, мелочный и карательный. Если под воздействием марксистского миропонимания [адепты марксизма] пылают страстью ересемании и уничтожают противников, то в области православного вероучения они будут еще бо́льшими истребителями [инакомыслящих] и охранителями ортодоксии... За неправильно положенное крестное знамение они будут штрафовать, а за отказ от исповеди ссылать на Соловки. Свободная же мысль будет караться смертной казнью»[29].

Правда, пока что не ссылают и не расстреливают. Но будь власть в руках «охранителей ортодоксии» карать «неверных» не только церковными карами отлучения, прещения и т.п., но и гражданско-судебными, тоталитарное мышление этих новых «ортодоксов» вряд ли отказалось бы от наказаний, названных матерью Марией.

Примечания к Главе 30

1

В то время, как в протестантизме и, даже в католичестве, самостоятельной религиозной и богословской мысли предоставляется широкое поле свободного творчества. Слишком широкое! Например, недавно вышла книга англиканского священника, в которой он повторяет зады иудейской легенды первых веков христианской эры о том, что Христос якобы был всего лишь внебрачным ребенком. На следующий же день после обзора этой книги в самой влиятельной газете Канады «The Globe and Mail» появилось письмо другого англиканского священника, дававшее весьма положительную оценку книге своего собрата, однако с замечанием автора письма, что он «скорее» придерживается традиционного евангельского повествования. Самое поразительное — то, что ни руководство Англиканской церкви, ни оба священника не заикнулись о том, что если священник не верит в истинность Евангелия, ему нечего делать в Христианской церкви. Объединенная церковь Канады — самая крупная протестантская церковь в стране — возглавляется модератором. Так вот один из модераторов — некий профессор богословия г-жа Вилсон — после визита своей церковной делегации к Русской православной церкви — в присутствии пишущего эти строки удивлялась, что православные все еще верят в Никейский символ веры. А ее преемник открыто заявил, что не верит в Воскресение Христово.

Естественно, с христианской точки зрения — любой разновидности христианства — отрицающим истинность Евангелия, а особенно воскресения Христова, без которого, как писал еще апостол Павел, христианство вообще бессмысленно, нет места в рядах христианских духовенства и учительства. И то, что они сохраняют свои духовные звания и служат в Церкви, в которую не верят, можно сравнить разве что с теми миллионами бывших граждан СССР, которые состояли в КПСС, не веря в коммунизм. Однако, если неверующие коммунисты руководствовались материальными или карьерными соображениями, вступая в партию, у неверующих в рядах духовенства нет и этого стимула, ибо духовенство на Западе — за исключением «электронных» проповедников в южных штатах США — принадлежит к одной из самых низкооплачиваемых категорий граждан. Следовательно, этими людьми руководит искреннее стремление служить Богу, как они это понимают. И беда их в том, что, во-первых, основные протестантские течения и их руководители настолько погрязли в рационализме и потеряли святоотеческие ориентиры, что они отказываются давать какое-либо догматическое направление, сводя все к служению какому-то неведомому Богу, возвращаясь в то состояние, в котором были афиняне до Павловой проповеди. Но между этой крайностью и религиозным тоталитаризмом, практикуемым значительной частью консервативного духовенства и особенно так называемыми «младостарцами» в современной Русской церкви есть «царский путь» золотой середины, допускающий самостоятельные духовные искания и находки, исследование и развитие святоотеческого богословия, переосмысление его в терминах, более понятных современному человеку, нахождение новых путей обращения людей к вере в Бога. Ведь фанатичная узость, не допускающая ничего нового, а тем более пути проб и ошибок в богословии, является лишь прикрытием слабости собственной веры, страхом самому уклониться и желанием прикрыться авторитетом духовника или какого-нибудь старца, боязнью ответственности.

2

Вспомним, что в свое время существовала еретическая по сути школа трехязычия, согласно которой богослужение можно совершать лишь на одном из трех «священных» языков — греческом, еврейском и латинском. На этом основании преследовались свв. Кирилл и Мефодий, за то, что они посмели совершать богослужение на «нелитургическом» славянском языке. Если тогда существовала ересь трехязычия, то в сегодняшней России этому соответствует ересь «четырехязычия». Беда в том, что эта ересь внедряется не отдельными полу образованными батюшками, а высшим церковным руководством, полностью пренебрегающим реальными нуждами паствы, особенно паствы потенциальной. См. также мою рецензию на «Богослужебный язык Русской церкви»: Д. Поспеловский «Ересь языкопоклонства», в НГ-Религии, 26 февраля 2000.

3

Сербы и болгары перевели богослужение на свои языки и славянским пользуются только в особо торжественных случаях; украинцы преимущественно служат по-украински, белорусы начинают переходить на свой язык в богослужении. Тот же процесс идет в Польше, Чехии и Словакии.

4

Как призывал профессор-протоиерей Георгий Флоровский: «Вперед, к отцам Церкви».

5

Так он определен и в «Уставе» 1989 года, который почти нигде не применяется.