– Должен же я был ей что-то говорить… Бог мой, о каких древних глупостях мы говорим, а ведь у нас неприятности, пусть и не фатальные. Мы должны показать всем, что ничего не случилось.

– Ничего не случилось, – обречённо повторила молодая женщина, – ничего…

Только счастье разбилось, как ваза с золотыми хризантемами. Бесценная, единственная в мире ваза. Её можно было склеить, но папа велел выкинуть осколки. Как же он был прав!

– Ты мне веришь? – тревожился ставший чужим человек в безупречном сюртуке и с уверенным, отлично поставленным голосом. Муж. Депутат. Барон. – Ну скажи же, что веришь…

– Конечно. – Эжени выдавила из себя улыбку. – Просто я устала…

– Устала? – Де Шавине торжествующе поцеловал жену в лоб, и она с трудом удержалась от того, чтобы отшатнуться. – Отдыхай, любовь моя. Я буду поздно… Мне надо обсудить положение с коллегами. Дюфур повёл себя на удивление лояльно. Было бы неплохо, если б твой отец послал ему приглашение на обед. Мне искать встречи с человеком из «Бинокля» неудобно, но прояснить некоторые моменты необходимо…

– Я попрошу папу. – Сил улыбаться больше не было, и женщина спрятала лицо в цветах. – Ты не опоздаешь?

– Это же не заседание, а завтра… Завтра придётся поехать в Оперу. Как же я не терплю этот глупый шум, но ты ведь, кажется, любишь.

– Очень, – подтвердила Эжени и поняла, что последний раз была в Опере до помолвки и что несколько часов с мужем будут невыносимы. – Я телеграфирую мадам Дави… Они снимают ложу на весь сезон и будут нам рады.

– Блестяще! Все решат, что мы приняли приглашение старых друзей… Господи, Эжени, как же я благодарен судьбе за тебя. Страшно подумать, что я мог связать свою судьбу с лицемеркой или истеричкой.

Он опять говорил. Страстно, убедительно и красиво, словно в своём парламенте. Он в самом деле был доволен женой – её происхождением, приданым и поведением в минуту опасности. Урождённая маркиза де Мариньи не обманула ожиданий барона де Шавине, он не зря вкладывал деньги в цветы, это уже начало окупаться…

Когда дверь наконец закрылась, мадам велела отнести розы в кабинет месье и долго сидела, слушая тиканье часов и глядя в стену, а потом поняла, что плачет.

* * *

Приезду патрона Поль не удивился: до столь многообещающего скандала даже «Бинокль» дорывался не каждый день. Было поздно, и приёмная давно опустела, но Жоли тщательно прикрыл двойную обитую дверь, оберегая тайну, которая через несколько часов станет «гвоздём» номера.

– Ну, – требовательно спросил из клубов дыма патрон, – что наши голубки́?

– Они не годятся для банального жаркого, – сообщил Поль, и Жоли почти бросил бильбоке на кучу счетов и визитных карточек, – но кое-что я приготовил.

– Заметка в наборе. Я предупредил, что сдача может задержаться, но, если правок немного, этого не потребуется.

– Вы поторопились, придётся набирать заново, но я успеваю. Без фамилий. Депутат X, депутат Z…

– Маршан деликатности не заслуживает.

– Он заслуживает василиска в карман, но я предпочитаю не судиться, а стреляться.

– Погоди, – поморщился Жоли, – тебя привлекли к полицейской облаве, которую затеял рогоносец. Должен быть протокол.

– Копия у меня, интервью полицейского комиссара тоже, но Пикар вряд ли даст делу официальный ход. Маршану не повезло: мадам Пикар сняла квартиру в округе, где ещё помнят Бонне. Мало того, его преемник – поклонник басконца и не подыграл бы радикалу даже за взятку. Теперь все зависит от нас; по дороге у меня кое-что сложилось, остаётся записать. Как я уже говорил, без имён: доказательств сговора нет, я могу лишь предполагать, и я предполагаю…

– Допустим. – Жоли уселся за стол и взял перо. – Не будем терять время. Диктуй.

– О-ла-ла. – Поль глянул на новоявленного секретаря и пожевал губами, готовясь к диктовке. – Заголовок: «Прошу не считать меня дураком». Подзаголовок: «Открытое письмо депутату Х».

«Месье! Как Вам, вне всякого сомнения, известно, позавчера законный супруг вашей близкой приятельницы мадам Y обратился в одну из столичных полицейских префектур с требованием удостоверить супружескую измену. Чуть раньше сей господин, не разглашая подробностей, попросил моей помощи в некоем деле, хотя я никоим образом не являюсь его другом и единомышленником. Меня эта просьба несколько озадачила, и вначале я не обратил внимания на то, что временной промежуток ограничен часом, до которого полиция имеет право входить в частные квартиры. Абзац.

Когда на следующий день меня посвятили в суть дела, я был крайне удивлён, так как имя мадам Y прочно связано с Вашим, причём именно Вы извлекли месье Y из безвестности. Поведение оскорблённого супруга вообще вызывало недоумение. Великий Пишан убедительно описал, как добрый и скромный человек изнемогает от пренебрежения жены, оскорбительной снисходительности её высокопоставленного любовника и насмешек сослуживцев и в итоге совершает двойное убийство. Я согласен, что подобный исход уместен в романе, а в жизни гражданин Республики скорее призовёт на помощь закон, но месье Y не производил впечатления доведённого до крайности человека, скорее он напоминал исполнительного подчинённого, озабоченного выполнением данного ему поручения. Абзац.

Кажущееся противоречие разрешилось, когда в указанной месье Y квартире мы обнаружили его супругу в обществе месье Z, многообещающего политика, которого после трагической гибели месье Брюна все чаше называют будущим вождём оппозиции, а следовательно, Вашим соперником.

Мадам Y показала, что длительное время состоит в незаконной связи с месье Z.

Месье Z показал, что встреча была единственной и отнюдь не любовной. Мадам Y, каковую он знал ещё до её замужества, полагая столь же красивой, сколь и легкомысленной, прислала ему письмо, в котором умоляла о встрече, так как, по её словам, оказалась в затруднительном положении. Письмо месье Z, будучи порядочным человеком, уничтожил.

Полиция оказалась в затруднительном положении, так как мадам Y c готовностью признавала свою вину, а месье Z таковую категорически отрицал. При этом месье Y более всего был озабочен тем, дам ли я в „Бинокль“ информацию о разоблачённом адюльтере. Я обещал и, как видите, выполняю обещанное. По моему предложению в протоколе отмечено, что пытавшийся покинуть квартиру через чёрный ход Z был одет, в то время как мадам Y оставалась в постели, хотя имела достаточно времени, чтобы привести себя в пристойный вид. Более того, обладающий немалой наблюдательностью комиссар обратил внимание на то, что одежда мадам Y брошена таким образом, словно женщина раздевалась без посторонней помощи и в большой спешке.

Будучи озадачен происходящим, я провёл небольшое расследование – в частности, опросил привратника