живее, лучше… точнее рядом с ними он просто не мог позволить себе выглядеть иначе, где и с кем угодно, но только не при них. Потому, добредая до гостиной или волочась на завтрак, он неизменно встречал их радостной улыбкой, от которой сводило скулы, сжимал в своих объятиях, не обращая внимания на разрывающую сознание боль в мышцах, кружил на руках, отчаянно стараясь собрать расплывающуюся картину мира, а после выблёвывая содержимое желудка в ближайшем туалете. Он делал всё да бы они запомнили его таким — весёлым, живым, любящим их больше жизни, ведь так оно и было!

Его брат, правда неизменно сопровождал любой его позыв тяжёлым неодобрительным взглядом, после неизменно разрождаясь длинной лекцией о том что в его состоянии делать категорически воспрещается — если обобщить, то примерно всё и сразу. Однако именно Тобирама взял на себя большую часть его обязанностей — оставив ему лишь право присутствовать на Совете Кланов, и то лишь по той причине, что сам этого сделать не мог, ведь обязан был говорить от лица Сенджу.

Именно благодаря поддержке брата он мог найти время на семью и те глупости что помогали ему хоть как-то не сойти с ума. Да и если подумать, вести о его недуге по-прежнему не разошлись дальше Глав Кланов лишь благодаря усилиям Тобирамы, при том что последние узнали об этом лишь на третий год терапии, когда скрывать его истощённое состояние стало возможно лишь под Хенге — техникой иллюзии созданной его братом, довольно простой, но крайне вариативной. Собственно, именно под ней Хаширама и проводил большую часть времени, дабы не пугать людей своей худобой, бледностью, впалыми глазами и безумным взглядом покрасневших глаз.

Однако не только его родные помогали ему всё это время. Усилия Хидеки-сана на этом поприще едва ли возможно было переоценить, равно как и поддержку Мито и Умеко-сан, что неизменно заглядывали к нему в гости.

Один лишь вид того как Хитоши и Мидори весело резвятся с Акихико и Акихиро, придавал ему сил, а уж готовка Умеко-сан, что она неизменно приносила с собой при каждом визите, и просто разговоры с Мито и Мэйуми, что на перебой рассказывали ему последние новости Деревни и Клановых Кварталов, которые он по понятной причине игнорировал, и вовсе создавали ощущение что всё будет хорошо, а это в его состоянии дорогого стоило.

Ну и конечно, вспоминая людей что не жалея себя пытались помочь ему в борьбе с недугом, нельзя не упомянуть Тэкеши-сана. Его друг и наставник не брал на себя его обязанности, не развлекал разговорами и не помогал отвлечься от тяжких мыслей. Он вообще ни словом, ни делом не упоминал тот факт что Хаширама болен. И только за это Сенджу был ему безмерно благодарен.

Приходя на небольшой тренировочный полигон в Квартале Повелителей Костей, надёжно укрытый от всего мира десятками сложнейших барьеров и печатей, Хаширама знал что в ближайший часы пожалеет что родился на свет, но… Это было именно то чего ему так не хватало.

Тэкеши-сан не щадил его, не делал скидок на боль и слабость, при этом умудряясь так составлять программу его тренировок, что бы упражнения не приносили и без того истерзанному телу ещё больше повреждений, но работали в пределах необходимого. Титанический труд, если подумать, но Кагуя и не думал жаловаться. Он тратил часы своей жизни пытаясь спасти его и неизменно приходил на полигон раньше положенного срока, да бы встретить его неизменным: «Ну что, пацан, готов страдать? Нет? Твои проблемы!». Грубо, бестактно и без расшаркиваний — Тэкеши-сан всегда оставался верен себе, но… Хаширама прекрасно знал кто именно приносил домой его бессознательное тело в тех случаях, когда после очередного изнурительного вечера его сознание попросту гасло, знал он и сколько долго сам Тэкеши разрабатывал и правил программу тренировок, неизменно по ходу дела внося в неё всё новые и новые правки и дополнения. А в те моменты когда едкая отрава втекала в его тело, и от боли хотелось выть в голос, он вспоминал что Тэкеши-сан тоже пережил всё это и даже хуже, при том что он, в отличии от него самого, делать подобное был не обязан, но сделал, и это придавало ему сил сжимать зубы до крошева и терпеть.

Всё это Хаширама прекрасно осознавал и до этого. Он знал как дорогие для него люди стараются его поддержать и сколь многим жертвуют ради этого, но от чего-то именно сейчас, когда он, разбитый и едва соображающий, лежал в пыли полигона, картина прошедших пяти лет проносилась перед его глазами, но… в ней не было ни боли, ни страданий, ни сожаления. Только улыбки, объятия, слова поддержки и множество рук, что крепко держали его, не давая рухнуть в бездну.

Первый Хокаге почувствовал что дрожит, а на его глазах наворачиваются слёзы. Он просто не мог с собой ничего поделать, позорно всхлипнув он продолжал безмолвно реветь, но…

— Малец… — испуганно и не верящее протянул откуда-то сверху глубокий голос, в то время как на его лицо упала широкая тень, — Ты… чего…

— Простите… меня… Тэкеши-сан, но… но… — слова сбивались и путались, не в силах передать того что он сейчас испытывал, но не смотря ни на что Хаширама смог посмотреть в лицо своему другу и наставнику, и широко улыбнувшись, сквозь льющиеся водопадом слёзы, громко, вкладывая всю ту бурю что вдруг охватила его сказал:

— Я счастлив! Я по-настоящему… счастлив! Понимаешь?

Взгляд ярко-зелёных глаз удивлённо, а после словно бы испытующе посмотрел на него, после чего Красноволосый медленно протянул:

— Да, пожалуй я могу понять.

Вместе с этим могучая рука, в одно движение, подняла его с земли, позволив опереться на неё же.

Тэкеши-сан всегда так поступал. Даже когда он не могу идти, Глава Клана Кагуя неизменно делал вид что лишь придерживает его, сам при этом аккуратно таща его тело одной рукой. Бессмысленный жест, что направлен лишь на то чтобы пощадить и так порядком потрёпанное чувство собственного достоинства. Вот только Тэкеши-сан делал это столь неловко, при этом держа такую мину, что Хаширама едва находил в себе силы не засмеяться в голос… хотя, может в этом и была вся суть.

Отконвоировав его бренную тушу и аккуратно разместив её же на одной из скамеек, Тэкеши-сан уже привычным и отработанным действием стал готовить очередной укрепляющий витаминный раствор и лошадиную долю обезболивающего, что подействует ровно в тот момент когда его всё же доволокут до дома.

Это был уже привычный и годами отработанный ритуал. Обычно в это время они о чём-то говорили, шутили или просто обсуждали что-либо, благо выбор тем был достаточно велик. Однако сейчас вся процедура проходила в гробовом молчании. Похоже признание Хаширамы порядком поколебало спокойствие