– Впрочем, нет, я сам ей позвоню. – Илья четко повернулся и пошел к выходу.

Маша плюхнулась на тесный стульчик. Ей надо было прийти в себя после разговора, который сложился совсем не так, как она себе представляла заранее.

Илья сел в машину, коря себя за то, что разоткровенничался с подругой Ларисы. Прошло уже четыре месяца, как они расстались, и он все это время пытался как-то свыкнуться с мыслью, что Ларисы нет и больше не будет в его жизни. Сам себя взнуздывал: ничего страшного не произошло, жил до нее спокойно, будет жить и после нее. Не получалось. И вот теперь показал свою слабость этой красотке, которая явно уверена, что умеет читать не только меж слов, но и по выражению лица. И конечно, передаст все, что напридумывает, Ларисе. Он этого совсем не хотел – предстать в ее глазах ноющим слабаком.

Ехать надо было далеко, в Одинцово, и он постарался переключиться на предстоящий разговор с важным клиентом. Ничего не получалось. Он вспоминал, как впервые увидел Ларису. Любимый профессор всех студентов-юристов, старик Бромберг, пригласил на презентацию своей книжки мемуаров в ресторан Дома литераторов.

Илья не любил этот занюханный ресторан, где вечно в поисках дармовой выпивки ошивались вышедшие в тираж писатели, да и кухня там теперь была так себе, но не мог не пойти – Михаил Израилевич был для него непререкаемым юридическим авторитетом и просто симпатичным и мудрым стариком, с которым всегда интересно общаться. Прожив длинную жизнь и чудом уцелев в ее передрягах, он многое видел и обладал отменной памятью. Его мемуары, несомненно, обещали быть отличной книжкой, с великолепным юмором и массой подробностей.

– Илюшенька, дорогой! – Бромберг сам встречал гостей и по-отечески обнял его. – Рад тебя видеть! Ты, надеюсь, процветаешь? – полушутя-полусерьезно спросил он. – Вот, позволь познакомить тебя с моим редактором, Ларисочкой. Если бы не эта очаровательная девушка, никакой книжки я бы не написал, ей-богу! Просто терпения бы не хватило. А у нее хватило.

– Лариса, очень приятно! – Она протянула маленькую ладонь, встряхнула по-мужски.

Невысокая, стройная, в простом бежевом костюме, каштановые вьющиеся волосы подняты вверх и заколоты. Ничего особенного. Только глаза, цвета самого темного янтаря и словно горячо плавящиеся изнутри, привлекали внимание.

И еще выражение лица – никакой искусственной мины, фальшивой любезности или желания произвести впечатление. Всего того, что Илья так ненавидел в женщинах, главным образом благодаря бывшей жене Марианне. И в который раз поблагодарил судьбу, что этот брак так в общем-то безболезненно миновал, – ведь сейчас пришлось бы вести ее под руку, слушать глупый щебет и смотреть на ее нарисованное дорогой косметикой, фальшиво возбужденное личико… А в перерывах между приступами желания всех обаять и всем быть приятной она шипела бы ему на ухо колкие замечания о присутствующих.

За столиком их места оказались рядом. Они вместе смеялись шуткам старика Бромберга, дружно аплодировали тем, кто выходил к микрофону поздравить его, он ухаживал за ней – наливал шампанского, передавал закуски. И, как само собой разумеющееся, предложил подвезти до дому – вечеринка закончилась поздно. Она тоже просто поблагодарила и приняла предложение.

В машине они продолжили разговор о современной литературе, интересный обоим. Илье нравились ее сдержанные и оригинальные оценки, ей – его неквалифицированные, но вполне собственные суждения о литературном процессе. На полдороге Илья поймал себя на том, что непроизвольно сбавляет скорость – они могли бы давным-давно доехать по пустынным ночным улицам. Прощаясь, он без особой надежды спросил:

– Вы, конечно, не согласитесь как-нибудь поужинать со мной?

– Почему же? Соглашусь. – Она внимательно смотрела прямо в глаза, и отвести взгляд не было никакой возможности. – Запишите мой телефон… Он выдержал два дня. Позвонив, начал представляться: «Илья Вагнер, мы с вами познакомились…» Она сразу же перебила: «Я вас узнала, добрый день». И дальше все пошло так же легко – встретились за ужином, смеясь, выбирали вино к рыбе, которую заказала она, долго обсуждали с официантом десерт, от которого она в конце концов отказалась, по-девчоночьи сморщив нос: нет, нельзя, надо поддерживать борьбу женщин всего мира за фигуру… В тот вечер он довез ее до дому и даже не задал традиционного вопроса про кофе. Но попросил о следующей встрече, пригласив на выставку модного фотохудожника. А после выставки, раздумывая, куда бы поехать поужинать, неожиданно для себя самого привез ее к своему дому и остановил машину, не выключая мотор.

– Это мой дом, – хрипло сказал он. – Мы можем пойти и поужинать у меня – есть холодное мясо, кажется, какой-то салат… Но если вы скажете «нет», поедем в ресторан… В какой вы хотите?

Она молча посидела рядом, потом легко провела ладонью по его щеке.

– Обожаю холодное мясо и салат! – и улыбнулась.

И все стало просто и ясно. В лифте они так стремительно потянулись друг к другу, что даже стукнулись зубами. Он начал целовать ее, потом, не отрываясь, нашарил ключи от квартиры в кармане, распахнул дверь. Все так же, не выпуская Ларису из рук, сбросил свое пальто, начал раздевать ее. Она тихонько смеялась, помогая ему расстегнуть тугие пуговицы кофточки…

Первый месяц их романа был таким шальным, что он порой забывал, чем закончить начатую фразу. Секретарша Ирина Алексеевна изумленно стояла, дожидаясь, пока шеф договорит очередное указание, а он в это время решал вопрос: позвонить Ларисе сейчас или дождаться вечера?

Вечерами встречал ее на углу у издательства и нетерпеливо вез домой – чтобы снова испытать этот адский жар в теле, от которого не было спасения. Ее глаза цвета самого темного янтаря, казалось ему, горели в темноте, ее кожа, смуглая от природы, светилась. А она тихо смеялась: мы с тобой как два изголодавшихся зверя… Да, он ощущал себя зверем – хитрым, гибким, сильным. И она принадлежала ему вся целиком, без задних мыслей и мелких подсчетов, которые он так ненавидел в женщинах и которых всегда боялся…

Его огорчало только то, что Лариса ограничивала их общение.

– В одиннадцать я должна быть дома, не сердись, – ласково прижималась она к нему. – Ребенок ждет.

– Ну какой ребенок, девице четырнадцать лет! – Илья с досадой отодвигался. – Да в конце концов, давно пора нас познакомить. Она что же, не понимает, что у матери может быть личная жизнь?

Лариса тогда еще попыталась ему объяснить: дочь для нее – все. Или почти все. И так будет всегда. Если уж она в молодые годы не стала устраивать свою жизнь ради Ани, то теперь тем более – у девочки переходный возраст, она тяжело переживает, что у нее нет отца, но не хочет и боится думать, что мать полюбит кого-то еще. И пока им хорошо вместе, надо ценить то, что у них есть. И не пытаться улучшить то, что невозможно…

А он-то, самоуверенный болван, не сомневался, что сумеет найти общий язык с девочкой. Настаивал на знакомстве.

Лариса колебалась, но наконец решилась познакомить его с Аней. Но из знакомства ничего не вышло. Аня небрежно буркнула: «Здрасте!» – и тут же закрылась в своей комнате.