Грегори усмехнулся:

– Конечно, сделай из шоколада свои, собери в гигантский букет и раздавай по одному каждой женщине, которая пройдет мимо. Это будет уж точно в твоем духе.

Патрик на миг задумался и решил, что чертовски опасно делать подобное с его сердцем – отдавать его каждой женщине, которая захочет поиграть с ним. Надо осторожнее выбирать, в чьи руки вкладываешь то, что важно для тебя. Женщина не должна знать, что именно важно для тебя.

Чтобы она не использовала это во вред тебе.

Вот черт, а если она, например, была бы честной, серьезной, внимательной, и ты мог бы доверить ей то, что важно для тебя, но при этом должен был дать ей это понять, чтобы заслужить ее заботу? А как же иначе? Вряд ли она будет ценить то, к чему ты сам относишься легкомысленно.

Почему его игры, справляться с которыми он привык непринужденно, вдруг стали такими трудными и сложными?

– Ты мог бы сделать что-нибудь небывалое, иллюзорное, – пробормотала Сара, обращаясь к столу, и провела рукой по изодранному дереву, будто ее пальцы ощущали текстуру тех иллюзий. – Скажем, сердце из полупрозрачной карамели. Оно бы завораживало людей, манило бы их, уводя от настоящего сердца, скрытого где-то в другом месте. – Сара вытащила маленький бирюзовый блокнотик, украшенный серебром, и начала делать в нем пометки, прикрывая рукой так, чтобы Патрик не мог видеть.

Патрик не отводил от нее глаз.

«Черт побери, перестань запускать свои хорошенькие ноготки мне в душу и вытаскивать то, что нашла там, чтобы рассмотреть получше!

О боже, нет, не останавливайся!»

Сара взглянула на Патрика снизу вверх, вспыхнула, резко захлопнула блокнотик и сунула в рюкзачок. Посидев пару минут, не глядя на него, она посмотрела на часы, извинилась и направилась в туалет. И прихватила рюкзачок! Значит, нечего и желать тайком прочитать ее записи.

Он тоже посмотрел на часы.

– Вы, парни, опять опоздаете на последний поезд, если не поспешите.

Мартин проверил свой телефон и проворчал:

– А вчера ночью ты сам продержал нас до трех.

Стоит ли опять сидеть полночи и опоздать на метро, а потом идти пешком или ловить такси? Эрве поспешно сделал последний глоток.

– Да-а, была ночка…

– Я тоже иду, – сказал Мартин. Ему надо было на ту же линию метро, что и Эрве.

– Надо подождать Сару.

Ной поглядел на часы и поморщился. Так можно и не успеть на метро. Одно дело, ловить такси после долгой, веселой вечеринки, но совсем другое – платить за такси из-за минутной задержки в баре. У тех, кто работал в кухнях Leucé, зарплата была выше средней, но богачами они не были.

– Я должен убедиться, что она добралась до дома, – сказал Патрик. Ной посмотрел ему в глаза, и Патрик нахмурился. – Я поймаю ей такси.

Ной еще секунду не отводил глаз, потом поверил, – почему бы и нет? – кивнул и надел пальто.

А Патрик подумал, что люди становятся удивительно подвержены внушению, если в течение многих лет приучать их беспрекословно выполнять команды.

Это давало Патрику хорошую и вполне безопасную возможность получать то, что он хотел.

Когда Сара вернулась, за столом уже никого не было. У стойки бара Патрик убирал в карман свой бумажник.

– Все решили закруглиться.

Он лениво усмехнулся, глядя на ее пальто, перекинутое через руку, и на рюкзачок, но не двинулся с места. Как видно, не собирается помочь ей одеться. Сара испытала нечто вроде разочарования. Черт побери, ну почему ей иногда хочется казаться беспомощной?

– Я должна заплатить.

Она знала, что он ответит, но упрямо копалась в рюкзачке в поисках кошелька, неловко прижимая пальто локтем.

– Об этом не волнуйся. – Патрик успел поймать падающее пальто, взял Сару за запястье так уверенно, будто вся ее рука принадлежала ему, и пропихнул ее в рукав. Потом вынул ее другую руку из рюкзачка, застегнул его и просунул эту руку в другой рукав. Он обращался с Сарой так, будто они еще находились в кухнях, где он имел право направлять ее тело так, как хотел. Его действия показались Саре в десять раз более интимными, чем если бы он просто держал ее пальто, чтобы она сама продела руки в рукава. – Считай это моим маленьким извинением за то, что заставил тебя так сильно ненавидеть меня. Где ты живешь, Sarabelle?

Он до сих пор не знает? Видно, даже не удосужился просмотреть ее резюме.

Между ее бровей опять появилась морщинка, из-за которой, бывало, ночью болел весь лоб. Лежа в постели, Сара массировала его так же, как и руки, и жалела, что не умеет расслабляться.

– В Девятом округе.

– Ну, это удобно, – заметил Патрик, но не стал объяснять почему. – Хочешь пойти пешком или мне поймать такси для нас?

Будто это само собой разумеется! Губы Сары приоткрылись – предложение повергло ее в такое изумление, будто он просунул ей руку между бедер и поднял ее в воздух. А Патрик вопросительно поднял брови и ловко застегнул пуговицы у нее на груди.

– Я… я обычно хожу пешком, – сказала она, – когда опаздываю на метро.

– Да, вчера вечером ты упомянула такую привычку. – Что-то произошло с его ртом, удивительное и невероятное, но исчезло так быстро, что ей, должно быть, просто показалось. – Не то чтобы я хочу критиковать твое стремление гулять одной по ночным улицам, Сара, но почему бы сегодня мне не пройтись с тобой? – Он выловил перчатки из кармана ее пальто, поднял ее левую руку и натянул перчатку.

Она заставила себя собраться, вырвала правую перчатку из его руки и надела сама.

– Мы не в кухнях, – сухо заметила она.

– Я знаю. – Он радостно открыл перед Сарой дверь. В холодной ночи отражения уличных фонарей блестели на мокрой темной поверхности тротуара. – Какой свежий воздух!

Она ненавидела его чертовски сильно. Не потому ли, что каждую секунду, которую она проводила около него, ей мерещилось, будто его ловкие пальцы играют внизу ее живота, легонько щекоча? А сейчас его улыбка и предстоящая прогулка с ним вдвоем по ночному Парижу заставили ее грудь преисполниться страстным томлением, даже соски напряглись до боли.

– Насчет такси для нас… – решительно начала она.

– О, давай пройдемся! – Он опять усмехнулся. – Дождь кончился. Да и температура выше нуля. – Когда они вышли на Елисейские Поля, Патрик развел руки в стороны, как бы желая обнять всю огромную, широкую улицу от сверкающей великолепной Arc de Triomphe[38] до Obélisque[39] на Place de la Concorde[40]. – Ночь наша.