Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Строят из себя, – глядя вслед Жеку и Жанне, усмехнулся Никита. – Обыкновенные менты.
– Да нет, они какие-то не такие, – возразил Шурик.
– Какие это не такие? И пьют, и бьют. Так что результата ждать не приходится. Как думаете, Борис Андреич? – Никита оборачивается к Борису Андреевичу.
Борис Андреевич, не ответив, нерешительным шагом направляется следом за Маргаритой Степановной.
– Ритуль!
Маргарита Степановна резко оборачивается.
– Я же просила не называть меня так!
– Но ведь он… Его больше нет. И даже этот…
– Полагаешь, это что-то меняет? – перебивает его Маргарита Степановна. – Имею в виду наши отношения.
– Нет, я… Конечно, нет. Я, Ри… Маргарита, я должен тебе сказать… Я же всегда молчу.
Маргарита Степановна решительным жестом останавливает Бориса Андреевича.
– Во-первых, ты не молчишь всегда, как ты выразился, а во-вторых… – Маргарита Степановна замолкает и, судя по всему, продолжать не намерена.
– Ты сказала «во-вторых», – напоминает Борис Андреевич.
– Я сказала – ты понял. А теперь ступай.
Борис Андреевич неуклюже поворачивается и медленно удаляется. Но вдруг ускоряет шаг и спустя секунды уже стучится в дверь комнаты Кулебяки.
– Войдите! – слышится голос Кулебяки, и Борис Андреевич порывисто открывает дверь.
– Саша, наша жизнь изменится! – восклицает он, торопливо входя в комнату.
Кулебяка, он прохаживается по комнате, решительно кивает головой.
– Да, наша жизнь может превратиться в нежизнь.
– Не понимаю тебя, – присаживаясь на стул, поморщился Борис Андреевич.
Кулебяка замер на месте и устремил взор в потолок.
– Если бы я не верил в собственное бессмертие… Мне никогда так не было… Я должен что-то сделать, с кем-то поговорить! Или всё наоборот! Ты меня понимаешь?
– Нет, конечно.
– Потому что ты нормальный. Да, более чем. Ты даже человека можешь убить.
Борис Андреевич вскакивает на ноги и хватает Кулебяку за руку.
– Да что ты такое говоришь!
Кулебяка почти неуловимым движением руки освобождается от захвата.
– Но ты же выбросил кота, который гадил на твою кровать! – сказал, как кнутом огрел.
– Я терпел два месяца! – вскричал Борис Андреевич. – А теперь, возможно, он в лучших условиях!
– Вот и Владимир Никифорович…
– Что Владимир?
– Мы не должны так рассуждать. Да, делай, что должно, и будь что будет, – кивая головой, проговорил Кулебяка.
– Что собираешься предпринять?
– Для начала выйду из комнаты. И буду верить в удачу.
В баре, разливая водку, Жанна посетовала:
– Жаль, что с Кулебякой не вышло. А всё из-за тебя. Трудно помочь было?
– Но ты же слышала, у него алиби. Маргарита же сказала.
– Ну да, если они не в сговоре. Намёк новоиспечённого покойничка за обедом забыл? Сергеич, если помнишь, намекал на известного свойства связь Кулебяки-Колумбяки с женой Никифорыча.
Жек помнил, конечно. Но в эту минуту ему в голову пришла ценная мысль, и он предложил:
– А давай-ка пока исключим и его, и Маргариту из списка подозреваемых. А, киса? И на двух подозреваемых будет меньше. Всё легче будет.
– Согласна. Эти двое в минус, того, который теперь труп, – тоже. Остаётся, кстати, не так и много.
Сыщики выпили по рюмке, и Жек, расслабленно развалясь в кресле, сказал:
– А давай и Никиту исключим. Маргарита же ручалась за него.
– Согласна. И что у нас остаётся?
Жек и Жанна, загибая пальцы, принялись подсчитывать количество подозреваемых в убийствах. Выходило не так уж и много, всего четыре человека.
– Может, и Шурика исключим? – благодушно поинтересовалась Жанна. – Парень и так уже пострадал, пыткам подвергся.
– Нет, Шурика рано.
– А этого, как его, Бориску, который Андреич? По-моему, что-то интеллигентско-слизняковское… Его вполне можно. Он и сам признался, что импотент, – напомнила Жанна.
– Если Шурика и Андреича исключить, останутся одни бабы.
– Вот и будем шершеляфамить. Инна и Галина ещё те профуры. К тому же по причине родства вполне могли действовать согласованно. Как? Мне кажется, мы уже близки к финишу.
– Она красивая, – проговорил Жек.
– Что?
– А вдруг у них алиби?
– Посмотрим. По крайней мере, по первому убийству ни у той, ни у другой алиби нет. Если и по второму нет, то можно смело брать их за задницы и бросать в трюм.
Жек завздыхал.
– Чего ты? – нахмурилась Жанна.
– Ты тут про трюм… Какой трюм, лапонька? Нас самих взгреют. Может, ментов подключим, пока не заигрались?
– Ага, щас! Почти всё размотали и… Не-е. Нет, этого не будет. Я доведу дело до конца, потому что мне эта фифа поперёк горла встала. Другие-то как деньги зарабатывают, я тебя спрашиваю? По крохам собирают! А она? Богатенького хвать и – в дамки. В смысле – в госпожи. Ловко, однако.
Жек, глядя на раздухарившуюся Жанну, вдруг подумал, что, возможно, она и права, ибо общеизвестно, что у женщин интуиция развита ого-го как, если сравнивать с мужиками.
– Да, мотивчик у них налицо. Серьёзный мотивчик, надо заметить, – согласился Жек.
– К тому же с напарницей действовать завсегда сподручнее. Да, Жек, ты, пожалуй, прав.
– В чём?
– В том, что, видимо, пора сдавать банду ментам.
– А доказательства?
– Доказательства? Должны быть где-то и доказательства. Надо наморщить ум, почесать репу и придумать, как и где их добыть. Вот и всё.
Жек и Жанна принялись «морщить ум» и «чесать репу». Это – фигурально говоря. В объективной же реальности данные явления нашли отражение в том, что они, обмениваясь вялыми репликами, выпили ещё по рюмочке водки и выкурили по сигарете. Оба, так как Жек, основательно запамятовавший о трубке, не вспомнил о ней и на этот раз.
Следует заметить, что теперь он забыл не только о трубке, но и о том, где он, почему и в какой роли пребывает в данную минуту жизни. Вероятно, ему вдруг пригрезилось, что он богат и известен, что находится он в собственном загородном доме, возле которого пасутся павлины и страусы и молча жарится на солнышке винтокрылая птица-друг, готовая в любую секунду взмыть в облака, чтобы прорубить в них тоннель аж до самых до Канар и Мальдив. А в красивейшем кабриолете сидит Инна и улыбается ему.