На лице клерка промелькнула плохо скрытая ухмылка.

– Комната 805. Лифты справа.

Дэн чувствовал, как горело его лицо, когда он подписывал чек и отдавал его обратно.

– Мы можем договориться об утреннем звонке в пять часов?

– Хорошо.

– Спасибо. Пойдем, милая. – Он развернул Натали к выходу из фойе.

– Спокойной вам ночи! – произнес клерк, когда они, обнявшись, побрели прочь.

– Пока! – махнула ему рукой Натали.

Как только они очутились в гараже, контактер отпустила Дэна, и ее лицо приобрело обычную серьезность.

– Ты прав. Это действительно оказалось не так страшно, как я думала.

Дэн захлопнул дверь машины, когда она попыталась открыть ее.

– Будь добра, относись ко мне как подобает! Твоя жизнь в опасности, и я стараюсь защитить тебя. Если ты так боишься умереть, то должна ценить это.

Глаза Натали широко распахнулись, и она затряслась в немой ярости.

На мгновение ему показалось, что она может уйти в ночь без него.

О-ох, Этуотер. Ты это сделал. Уже не в первый раз он пожалел, что его рот не был снабжен кнопкой «Стереть».

Затем она повесила голову.

– Я знаю.

Он сбавил тон:

– То, что ты там вытворяла, могло выдать нас. Впредь не допускай этого.

Она кивнула, не глядя на него. Неожиданно он почти затосковал по «Джози».

– Эй, все в порядке, – ухмыльнулся мужчина. – Я всегда хотел быть гинекологом.

Уголки ее рта поползли вверх, и на губах появилась легкая усмешка.

Припарковав машину, Дэн выгрузил чемоданы Натали, свои сумки и взвалил их себе на спину, став похож на перегруженного коридорного. Задержавшись у лифта, он бросил на Натали умоляющий взгляд.

– Восемь этажей. Может?..

Она посмотрела на металлические двери, скривив рот.

– Я лучше не буду, – неуверенно произнесла Натали.

Чересчур безразличное выражение на ее застывшем лице выдавало страх. Она до безумия боялась ступить в эту стальную коробку, но была слишком гордой, чтобы показать это. Вызывала ли она когда-нибудь жертву крушения лифта? – гадал Дэн. Слышала ли треск рвущегося кабеля, чувствовала ли краткую тошнотворную невесомость, когда падала кабина, тягучие брызги разорванной плоти, когда ударялась о дно? Она что, представляет это каждый раз, когда подходит к паре скользящих дверей безопасности? Если так, то кто может обвинять ее за желание ходить по лестницам?

– Да ладно, забудь об этом. – Дэн потянул за ручки чемоданов, закидывая их повыше на плечи и, хрюкнув, одарил Натали веселой улыбкой. – Как ты сказала – это хорошее упражнение.

Женщина выглядела удивленной и даже немного раздраженной.

– Слушай... я могу взять это, – предложила она и забрала у него свой багаж. Вместе они отправились на поиски лестницы.

Когда наконец добрались до комнаты, Дэн отпер дверь и уронил сумки на ближайшую кровать.

– Немного шансов у того, кто вздумает влезть через окно на такой высоте, – произнес он, стараясь выровнять дыхание. – Я буду спать здесь и охранять вход.

– Как угодно. Я в ванную. – Натали направилась туда с сумкой в руке.

– Постой. – Агент проверил ванную, чтобы удостовериться, что там никого нет. – Извини. Стандартная процедура.

Она прошла мимо него, качая головой, и захлопнула дверь.

Дэн снял кофту и вытащил Т-38 из-за пояса брюк, где рукоятка пистолета терлась о его пупок. Засунув револьвер под подушку, он снял оставшуюся одежду и надел белую футболку и серые фланелевые шорты.

Дверь ванной приоткрылась, и из щели послышался голос Натали.

– Ты в приличном виде?

– Лучше, чем в приличном – в отличном! – рассмеялся он, расслышав в ее голосе нотки отвращения. – Расслабься. Я прикрыл свое мужское достоинство.

Когда она вошла, Дэн осознал, как сильно привык к ее рыжим волосам и голубым глазам. Теперь Линдстром выглядела как вторгшаяся в номер инопланетянка. Вытатуированные точки, казалось, пронзали ее бритый череп, как микрофонные устройства, и далекие горизонты сиреневых радужек глотали свет, проникавший в них. Она переоделась в свободную футболку и спортивные шорты, и Дэн поймал себя на том, что любуется красивой формой ее ног и гладкой, бледной как сливки, кожей.

– Чем могу помочь? – Натали поставила сумку у подножия кровати, наградив его подозрительным взглядом. Она, очевидно, заметила, как он на нее таращился.

Дэн моргнул и прочистил горло.

– Хммм... ты закончила с ванной? Я только на минутку... – Он сгреб свой рюкзак и поторопился выйти.

К тому моменту, когда он почистил зубы, Натали уже забралась под одеяло. Она неестественно прямо лежала на матрасе с натянутым до груди одеялом и вытянутыми вдоль тела голыми руками, словно труп, ожидающий работника морга. Только беспрестанное нервное движение одной ноги заставляло колебаться ее одеяло.

Дэн вскарабкался на собственную кровать и потянулся к лампе, чтобы погасить свет. Ее голос остановил его:

– Не надо.

– В чем дело? – осведомился он, взглянув на нее, но продолжая держать пальцы на выключателе.

Лицо фиолки вытянулось.

– Пожалуйста... оставь его включенным.

Дэн подумал о ее отчаянной попытке избавиться от темноты в доме.

– Как скажешь. – Он отпустил лампу и лег обратно на подушку.

– Сон – очень... уязвимое время для меня, – призналась Натали, будто он требовал объяснения. – Если мне придется проснуться посреди ночи, я предпочитаю видеть то, что меня окружает. Это помогает мне снова прийти в себя. Ничего?

– Конечно, конечно... Нет проблем. – Он устроился под одеялом, закрыл глаза и постарался не обращать внимания на пробивавшийся сквозь веки оранжевый свет.

– Спасибо, Дэн, – сказала женщина, прежде чем он заснул.

Этуотер проспал некоторое время – нельзя было точно сказать, как долго, – когда животные инстинкты заставили его проснуться. Открыв глаза, он продолжал лежать, ожидая, когда его разум поймет, о чем предупреждал инстинкт.

В комнате раздавался шепот. Незаконченные слова раздавались то громче, то тише, шурша, словно осенний ветер.

Дэн дотянулся до лежащего под подушкой Т-38. Он постарался как можно точнее угадать, откуда исходил звук, и резко поднялся в кровати, вскинув пистолет в этом направлении.

В комнате не было никого чужого. Как оказалось, шипящие звуки исходили из движущихся губ Натали. Она металась из стороны в сторону, ее веки пытались открыться, руки вцепились в простыню так, словно не хотели отпускать тело, собиравшееся улететь.