Предшествовавшие греческие версии

Версии, созданные Руфином, отличались от предшествовавших не только тем, что они были написаны на латыни, но и тем, что он, по его собственному признанию, опустил кое-какие параграфы, и внес некоторые изменения, подходящие для его латинских читателей. То, что в его время существовало несколько версий на греческом, подтверждают его собственные предисловия, где он описывает другой текст, отличающийся от того, который он использовал для перевода или адаптации. Ни один из этих двух греческих текстов, по-видимому, не был идентичен современным «Проповедям».

Тем не менее, «Проповеди», очевидно, уже существовали во времена Руфина, поскольку в сирийском манускрипте 411 года н. э. содержатся четыре книги из «Проповедей» и три — из «Признаний», которые демонстрируют, с какой легкостью можно было из старой версии скомпоновать новые. И «Проповеди», и «Признания» в том виде, в котором они до нас дошли, представляют собой подобные творения, в которых все перепутано и переставлено местами.

Например, в начале «Признаний» Христос изображен живым, и рассказы о его чудесах появляются в Риме; в том же самом году Барнаба посещает Рим, и Климент почти сразу же отправляется вслед за ним в Сирию, проделав путь от Рима до Кесарии за пятнадцать дней[22]. По прибытии туда он встречает Петра, который сообщает ему, что «целых семь лет» («а week of years») прошло после распятия и других событий, случившихся в течение длительного времени.

И снова, из третьей книги «Признаний» мы узнаем, что Симон утопил все свои магические принадлежности в море и ушел в Рим, но в 10-й и последней книге мы обнаруживаем, что он еще не покинул Антиохии и обладает всеми необходимыми предметами, чтобы изменить облик Фауста.

Время создания первоначальной версии

Тем не менее, этот поздний вариант книги, в котором все перепутано, и на основе которого Руфин создает свою версию, вероятно, появился уже довольно давно, поскольку Руфин признает, что он переводил его очень долго. О девственнице Сильвии, которая «когда-то вдохновила» его на то, чтобы «перевести [книгу] Климента на наш язык», Руфин отзывается как об умершей, и после многих проволочек состарившийся переводчик, «наконец-то», заканчивает свою работу. Поэтому можно сделать вывод, что оригинальный и, вероятно, более связный рассказ Псевдо-Климента, о котором Руфин, скорее всего, ничего не знал, появился в гораздо более ранний период. Из других источников мы узнаем о «Циклах» или «Периодах Петра», написанных Климентом, но это вполне могла быть версия, переведенная Руфином[23].

Консервативные христианские ученые считали самой древней и безошибочной ссылкой на Псевдо-Климента ту, что сделал в начале 4-го века Евсевий, который, не упоминая названий книг, говорит о неких «многословных и длинных произведениях, в которых, несомненно, приводятся беседы Петра с Апионом». Эти книги приписываются Клименту, но, на самом деле, появились совсем недавно. Что касается времени создания оригинальной работы, на основе которых были созданы «Проповеди» и «Признания», то Гарнак и его школа высказывали предположение, что она появилась между 200 и 280 годами нашей эры. Это — среднее из двух крайностей, что предлагали Хилгенфельд и Чепмен. Однако, в первоначальных творениях Псевдо-Климента, по-видимому, использовались «Учение Петра» и «Деяния Петра», которые Вайц датирует 135–210 годами нашей эры.

Доказательство, лежащее в самом документе

Сами «Признания», даже в том извращенном виде, в котором их представил Руфин, претендуют на то, чтобы стать самым древним документом христианства. Они не только адресованы Якову и вложены в уста Климента, но не содержат никакого упоминания о Павле. В них нет цитат из книг «Ветхого завета», зато приводятся слова Иисуса, которых нет в Библии. О Христе говорится в скрытом и завуалированном виде, как об «Истинном пророке», который появился еще до Авраама и Моисея. Кроме того, в этом произведении находим очень интересные и живые детали, которые рассказывают нам о жизни самых древних христианских общин и, вероятно, Эбионских, Эссенских и некоторых гностических сект. Подчеркивается очищающая сила крещения: этому посвящены рассказы о привычке Петра ранним утром купаться в море или в проточной воде; о тайных молитвах и собраниях, об отдельном столе для посвященных, об эзотерических беседах по ночам и на рассвете, и о власти над демонами.

Все это вполне могло быть очень талантливой выдумкой, но в книге, несомненно, присутствует атмосфера правдоподобия; и кажется очень странным, что более поздний автор должен был быть «очень внимательным и избегать анахронизмов», по мнению Э.К. Ричардсона. Именно по этой причине и возникла та хронологическая путаница, о которой мы уже упоминали, рассказывая о путешествии Климента в Цезарею и об отъезде Симона в Рим. Но, как и в случае с апокрификой Нового Завета, точная дата создания Псевдо-Климентовых книг для нашей книги совсем не важна, ибо вполне достаточно знать, что эти творения, если их рассматривать в целом, сыграли большую роль в первые тринадцать веков христианской эры.

Вероятно, Евсевий и Епифаний относились к ним с неприязнью, и называли еретическими, но Василий и Григорий использовали их аргументы в борьбе с астрологией. Геласий мог называть их апокрифическими, но Винсент из Бове оправдывал использование апокрифических книг в целом и несколько раз цитировал эту конкретную книгу в своих трудах, а сюжеты из этих книг, как мы увидим позже, стали темами для средневекового искусства.

Сходство с Апулеем и Филостратом

В «Псевдо-Климентинах» мы находим то же сходство с работами Апулея и Филострата, что и у апокрифического Евангелия. Мы видим тот же интерес к естествознанию и магии в сочетании с религиозными описаниями, которые столь характерны для пестрых и разнообразных эпизодов «Метаморфоз» и для биографа Аполлония Тианского. Интересно отметить, что две работы Апулея были посвящены Фаустину, которого он называл «своим сыном», а отца Климента звали Фаустус или Фаустиниан (полагают, что в легенде о Фаусте рассказывается именно о нем и об эпизодах из его жизни). Но это, скорее всего, совпадение.

Однако, вряд ли была случайной связь между купанием Петра в море и тем очищением с помощью морской воды, которое позже помогло герою «Метаморфоз» вернуть себе утраченный человеческий облик. Аналогии в работе Филострата еще более впечатляющи. Петра можно отождествить с Аполлоном, а Климента — с Дамисом, в то время как колдунов и магов олицетворяет знаменитый Симон Маг.

Аполлоний воздерживался от употребления мяса и вина и носил льняные одежды, а Петр жил «на одном хлебе с оливками, добавляя к ним множество корений; а моя одежда», — говорил он, — «Такая, какой вы ее видите: туника и плащ; имея их, я больше ни в чем не нуждаюсь».