– И гоняет на мотоцикле без охраны?

– Как видишь.

– Но что же мы-то для него сделать сможем? Я хорошопредставляю себе, как отрекламировать что-то необходимое широкому потребителюили даже навязать ему что-то не вполне нужное, но трубы…

– Марго, сделай одолжение, не тяни из меня то, чего яне знаю. Он появится, все выяснишь. Кстати, по-моему, ты ему глянулась.

– Это его проблемы.

– Да, я что еще хотел спросить, почему Даньки не было всубботу? Вы в ссоре?

– Нет, просто у него был эфир, а сегодня онперебирается на дачу. Мы решили попробовать пожить вместе.

– Слава богу, давно пора! Скажи, Аля ничего обо мне неговорила?

– Левка, ты еще не устал?

– От чего это я должен был устать?

– От блядства!

– Что ты, сестренка! Имей в виду, раньше считалось чтомного трахаться вредно, а теперь выяснилось, что если трахаться часто ирегулярно, всякие старческие радости, вроде аденомы и прочего, могут и ненаступить. А я теперь решил жить под лозунгом: «Аденома не пройдет!»

– Значит, ты шляешься с медицинскими целями?

– Именно! Тут главное не терять форму! Кстати, не держисвоего мужа на голодном пайке, учти, что я тебе сказал.

– А с ним ты еще не поделился этой медицинскойновостью?

– А что? Уже погуливать начал?

– Левка, прекрати, меня уже мутит от этого.

– Ах ты господи, какие мы нежные…

– Ладно, хватит трепаться, вот что я тебе скажу,братишка: Аля женщина с сильными чувствами, просто так, для сохранения твоейпростаты трахаться с ней не стоит, она в своей глуши засиделась, ей надоначинать новую жизнь, и роман с таким типом, как ты, ей вовсе не нужен. Я уж неговорю о том, в какой ад может превратить ее жизнь твоя Римма. Трахай лучшесвоих секретарш, помощниц, а в семье этого не надо.

– Ты слишком любишь командовать, Марго, это неженственно.

– Мне плевать. Для тебя это будет очередная интрижка, адля нее может обернуться трагедией.

– Ладно, не бесись! Мне тоже ни к чему лишняя головнаяболь. Я как-то не подумал, что это внутри семьи… Ты права, Маргоша. Ты сдетства была такой рассудительной, справедливой. Тебе было года четыре, и тымне, двадцатилетнему балбесу, помню, объясняла, что нельзя шуметь, папочкаспит, и если я его разбужу, то мне же будет хуже…

Лев Александрович ласково потрепал сестру по плечу и сгоречью отметил, что у нее усталые и грустные глаза. Бедная девочка, она однатащит на себе все, а я почему-то принимаю это как должное. Я уехал в Америку,думал, что навсегда, а ей было девятнадцать, когда умерла мама и все обрушилосьна нее. Она молодчина, не растерялась, выдюжила, но, по-моему, она не слишкомсчастлива…

Марго любила свое детство. Оно пахло югом, солнцем,пряностями, сдобой… и любовью. Младшая дочка, поздняя, единственная после двухсыновей, младшая сестренка… Все ее любили, все баловали, старший брат Левкатаскал ее на плечах, подбрасывал в воздух с криком «Держись, уроню!» Она визжала,ни секунды не веря, что он ее уронит. Еще он катал ее на раме своего велосипедаи называл почему-то «Королева Марго». Мама низким, как жужжание шмеля, исладким, как красная чурчхела, голосом пела ей колыбельные песенки, а папакачал на ноге и шептал на ухо: «Ты у меня самая главная, мальчишки, они ужебольшие, противные, а ты у меня маленькая любимая девочка. Самая лучшая насвете, самая красивая, самая умная»…

Ей было пять лет, когда у отца началась новая полосанеприятностей. Советской власти не понравилась музыка, которую он написал, одинраз не понравилась, два, а потом на его имя словно клеймо поставили… И родителина два года отправили Марго в Тбилиси к теткам. Эличка с мужем и сыном Гиейжили в трех комнатах странной коммунальной квартиры, где двери всех комнатвыходили на открытую галерею, туалет, общий с соседями, находился на чернойлестнице, ванной не было, но в туалете сделали душ. Во дворе все всех знали,соседка тетя Зейнаб называла Марго на грузинский лад «Ритико» и угощала еемацони с корицей. Гия был такой красавец, что Марго могла смотреть на него, неотрываясь. Он заменил ей братьев, оставшихся в Москве, она любила его «досмерти». Сама всегда говорила: «Гиечка, я люблю тебя до смерти!» Он смеялся итоже подбрасывал ее в воздух… У Гии была девушка с гордым именем Медея,тоненькая, с огромными глазами, нежная и воздушная как фея. Ее мама, тетяЦицино, не отпускала Медею никуда вдвоем с Гией, но если Гия брал с собойМарго, то отпускали и Медею. Они брали Марго с двух сторон за руки и шлигулять. Если у Гии были деньги, они шли на проспект Руставели и Гия угощал ихсначала пончиками с заварным кремом, а потом знаменитой водой Лагидзе. Сам онпил воду с тархуновым сиропом, зелененькую, Медико пила с лимонным, а Маргобольше всего любила сливочную. Иногда они поднимались на Мтацминду фуникулером,а спускались на специальном трамвайчике с открытыми вагонами и когда трамвайчикшел почти вертикально вниз, Марго что было мочи визжала от сладкого ужаса, хотяГия ее крепко держал и все трое хохотали как сумасшедшие. А один раз денег уГии не оказалось, и они отправились гулять в Авлабар, где в каком-то закоулкеим встретилась сказочной красоты трехцветная кошка с целым выводком котят,таких же прекрасных, как мать. Марго вцепилась в одного котенка и сразу началарыдать в голос. Гия не мог выносить ее слез и пошел узнавать, чья это кошка инельзя ли взять одного котеночка. Разрешение было получено и счастью Марго небыло предела. Но тетя Эличка, детский врач, не слишком обрадоваласьприобретению. Котенка взяла себе Нуцико, у которой он прожил до глубокойстарости и носил имя Марлон. Нуцико обожала Марлона Брандо. Мужа Элички, дядюКотэ, Марго почти не помнила. Он редко бывал дома, а потом и вовсе сгинул,никто не знал куда. Кто-то говорил, что видел его в Ленинграде, но тетя Эличкаего не искала, видимо, знала или догадывалась, что он ее бросил ради другой. АГия потом тоже уехал в Москву, учиться на кинорежиссера, Марго уж тогда жиладома, в Москве, и Гия нередко приходил к ним с какими-то веселыми парнями, двоеиз них потом стали знаменитыми режиссерами, а Гию убили в пьяной драке… Никтоне хотел убивать, просто его толкнули, он неудачно упал и стукнулся виском очугунное ограждение бульвара… А мама умерла, когда Марго было девятнадцать иона уже училась на втором курсе истфака МГУ. Левка к тому времени женился наамериканке и уехал с ней. Он даже не прилетел на похороны, его не пустили…Сережа, любивший мать самозабвенно и даже как-то истерически, винил во всемотца, который после смерти жены окончательно пал духом и вот тогда Маргопоняла, что именно она должна спасти семью. Сережа тогда уже был женат наактрисе Театра юного зрителя, крошечного роста травести по имени Тамара, жил унее и столь же самозабвенно, как любил мать, предавался скорби о ней. Он былМарго не помощник. Тогда она взялась за отца со всей силой любви и молодости.Она долгими часами разговаривала с ним, пытаясь убедить его в том, что жизньеще не кончена, что пусть здесь, в Союзе, его не признают, но это ведь не такважно, если весь остальной мир объявил его гением, и кто знает, может, скоро издесь это поймут, вон как травили когда-то Шостаковича, а потом все-такипоняли.