Пеше оставил своей жене пенсию госслужащего и незаконченное magnum opus[3], которое взывало о публикации. Появились издатели с контрактами. После нескольких лет пребывания в нерешительности вдова Пеше продала рукопись Альфонсу Левавассеру, который ранее опубликовал первую книгу Бальзака.

Стиль Пеше был суховат на современный вкус, но его рассказы о заговорах и убийствах, несмотря на несомненную правдивость, были чрезвычайно ходким товаром. Левавассер убедил вдову, что памяти ее мужа будет отдано должное, и сделал то, что сделал бы на его месте любой разумный издатель – нанял умелого обработчика текстов, который умел превращать скучную документальную информацию в неплохие рассказы. Уйдя в отставку с государственной службы, барон Ламот-Лангон стал специализироваться на написании мемуаров людей, которые никогда не писали их. Его публикации включали шеститомные «Воспоминания графини Дюбарри, написанные ею самой», «Воспоминания Леонарда, парикмахера Марии-Антуанетты» и несколько многотомных романов, вроде «Вампир, или Дева Венгрии» и «Отшельник таинственной гробницы». Незабываемое описание бароном масштабной охоты на ведьм во Франции XIV в. (в его хорошо принятой публикой «Истории инквизиции во Франции») создавало у историков сильно искаженное впечатление об этом периоде, пока в 1972 г. не было доказано, что все это сущие выдумки.

Барон оставил большую часть написанного господином Пеше нетронутым, но дал себе волю в некоторых рассказах, особенно в признании. Он добавил диалоги и пикантные подробности, чтобы потрафить читающей публике. Признание, в конце концов, вышло в печать через десять лет после того, как оно было продиктовано священнику в Англии, приукрашенное, искаженное и невероятное. Его можно найти в пятом томе «Воспоминаний, взятых из архивов парижской полиции», написанных господином Ж. Пеше, полицейским архивариусом (1838). Имя барона не значится на титульном листе – вот почему историки, которые вынуждены использовать «Воспоминания» вместо превратившихся в пепел архивов, часто называют Жака Пеше халтурщиком, фантазером и выдумщиком.

Отрывки из книги были перепечатаны в журналах и альманахах. В 1848 г. Карл Маркс прочитал главу о самоубийствах и абортах и процитировал ее так, что Пеше выглядел как марксист. Признание, озаглавленное «Алмаз мести», было прочитано популярным романистом, который счел его «смешным», но увлекательным. «В той устрице, – написал он, – я увидел жемчужину – грубую, не имеющую ни формы, ни ценности, но жемчужину, которая просто требовала руки ювелира». Он взял сюжет и превратил его в великолепную, фантастическую приключенческую историю в ста семнадцати главах. Этой жемчужиной был «Граф Монте-Кристо».

Жемчужина была, разумеется, творением Александра Дюма. Он использовал основные элементы сюжета и выбросил устрицу, которая с тех пор оставалась лежать на мусорной куче литературной истории. Но, возможно, если бы эти остатки забытого признания можно было очистить от добавлений барона и подвергнуть испытанию исторической достоверностью, они могли бы еще открыть кусочек той «таинственной картины», которой Пеше посвятил последние годы своей жизни.

Слепой, идущий на ощупь с палочкой по лабиринту улиц между Сеной и кварталом Ле-Аль, легко мог на краткое мгновение представить себя в сотнях километров отсюда на юге Франции. Рабочие-мигранты всегда селились в определенных районах, где они могли говорить на своем языке и есть блюда своей кухни. В квартале Сент-Опортюн вблизи рынков находилась растущая колония переселенцев-католиков из Нима (город на юге Франции. – Пер.). В Ниме все самые лучшие должности занимали протестанты, но в Париже можно было заработать на жизнь независимо от вероисповедания. Если для человека наставали трудные времена, сеть родственников и соотечественников позаботилась бы о том, чтобы он не голодал. Естественно, те многолюдные урбанизированные деревни не были уютными гаванями, которыми их представляли себе люди посторонние: они не учитывали конкуренцию провинциальных городов, где прибыль одной семьи означала убыток другой. И все-таки лучше было знать соседей, чем бросаться слепо в этот человеческий океан.

У каждой общины мигрантов было свое кафе, которое служило местом встреч. Как таковые они были хорошо известны полиции, и любой владелец кафе, который заботился о своих прибылях, старался быть в хороших отношениях с местным комиссаром полиции. Кафе нимской общины находилось на улице неподалеку от площади Сент-Опортюн вблизи центральных рынков. В день, о котором пойдет речь (воскресенье, 15 февраля 1807 г.), владелец кафе Матье Лупиан слушал сплетни даже еще более внимательно, чем обычно.

Сапожник из Нима по имени Франсуа Пико, красивый и трудолюбивый молодой человек, пришел, чтобы поделиться хорошими вестями с завсегдатаями кафе. Он только что обручился с местной девушкой Маргерит де Вигору, которая была, если верить «Воспоминаниям», «свежа, как маргаритка, миловидна и привлекательна» – во всяком случае, наделена той красотой, которой одарена девушка с большим приданым. Соотечественники Пико скрыли свою зависть и поздравили с его удивительно большой удачей. Если учесть, что двадцать тысяч сапожников Парижа соревновались за полтора миллиона ног, то понятно, что нечасто простому сапожнику удавалось так удачно жениться. Когда Пико вышел из кафе, Лупиан и его постоянные посетители сделали то, что должны были делать знакомые жениха – они попытались придумать способ, с помощью которого можно было сделать последние холостяцкие дни счастливчика как можно более затруднительными.

Помимо Лупиана, в то воскресенье в кафе сидели три человека. Их имена (неизвестные сапожнику в то время) были Антуан Аллю, Жерве Шобар и Гийом Солари. Ни одного из этих людей нельзя достоверно идентифицировать, но их имена стоит упомянуть как признак подлинности рассказа. Все эти имена встречались в окрестностях Нима, но не так часто, чтобы они были типичными для этого региона.

Наилучшая идея пришла в голову самому Лупиану. Он назвал ее «небольшой проказой». Они скажут комиссару полиции, что Пико английский шпион, и будут весело хихикать, пока Пико будет пытаться выбраться из камеры в полицейском участке, чтобы успеть на свою свадьбу. Это показалось Шобару и Солари отличным планом, но Антуан Аллю отказался участвовать в этом. Похоже, его мотивы были скорее из области благоразумия, нежели благородства. Вероятно, он знал, какая опасность таится в играх с полицией, и боялся, что Пико не оценит шутку. Он также подозревал владельца кафе в том, что он имеет виды на Маргерит: Лупиан потерял первую жену и искал себе другую; миловидная Маргерит стала бы великолепной буфетчицей, сидящей на стуле с красной бархатной обивкой перед позолоченным зеркалом, выкладывающей кусочки сахара на блюдечки, отдающей распоряжения гарсонам и флиртующей с посетителями. Такая девушка стоила нескольких тысяч франков в год.

Аллю был прав, ведя себя осторожно. И все же он не сделал ничего, чтобы предупредить Пико. Он покинул кафе и отправился домой, чтобы заняться своими делами. По крайней мере, его совесть была чиста.

В те времена комиссары полиции были профессиональными писателями. Они сочиняли драмы и повести, успех которых определяли не довольные читатели и хорошие рецензии, а тюремный срок или казнь. В тот день комиссар 13-го квартала закрыл дверь своей приемной и расчистил место среди удостоверений, паспортов и конфискованных листков с песнями. Он сел за стол, имея всего несколько деталей – сапожник, католик, уроженец Нима, возможный английский шпион, имя достаточно обыкновенное, чтобы быть вымышленным. И ко времени, когда солнце зашло, перед ним лежало мастерское раскрытие заговора с целью сокрушить империю. Даже если Лупиан и был не прав насчет английского шпиона, сапожники были известными зачинщиками всяких беспорядков. Они страдали от болезней печени (слишком много сидят), которые ввергали их в меланхолию, и от запоров (та же причина), которые делали их недовольными и политически активными. Как всякий, кто пережил революцию, он знал, что сапожники всегда источник бед.