— Вместо проституток, как я понимаю, вы предлагаете себя, —холодно проговорил Филипп. — Я не ошибаюсь?

Она взглянула на него и, дивясь собственному мужеству,кивнула. Ему показалось, что через секунду она умрет от разрыва сердца.

Александра смотрела в окно, на церквушку и театр «Ленком», укоторого уже начался вечерний съезд машин. Все парковались, сигналили и ругались,и в узкой улочке в обе стороны давно и безнадежно змеилась чудовищная пробка.Светофор дисциплинированно переключался с красного на зеленый, но все егоусилия были тщетны — с места никто не двигался.

Почему-то Александре показалось, что в этой безнадежнойпробке сосредоточилась вся тоска, какая только существует в природе, ибезысходность, и невозможность спасения — окружающий мир не пускает ни влево,ни вправо, ни вперед, ни назад…

Какой-то резкий звук заставил ее вздрогнуть. Она сизумлением взглянула на мужчину, сидящего напротив, — она совсем о нем забыла.

Филипп хмуро вернул на место упавший стакан.

Угораздило же его влипнуть в историю с этой полоумнойдевицей, осатаневшей от жизненных катастроф настолько, что она решиласьпредложить себя совершенно незнакомому человеку! И можно ли ей верить? Впрочем,он же сам слышал тот разговор на кухне — ее, теперь уже бывшего, мужа и этойтеледивы. Разговор совершенно недвусмысленный. Он даже вспомнил острое чувствобрезгливости, охватившее его в темной передней, и сочувственной жалости кАлександре. Филиппу всегда были отвратительны карьеры, сделанные в женских постелях.Как правило, очень ненадежные, они требовали постоянных усилий именно в этом,постельном направлении…

— Почему я? — спросил он у Александры, которая таращилась всвою пустую тарелку, и с удивлением осознал, что ее ответ ему не безразличен.

Почему для осуществления своего дикого плана она выбралаименно его? Не кого-нибудь из близких, кто понял бы ее, поддержал и… отговорил?

Она улыбнулась тарелке пристыженной, дрожащей улыбкой изабормотала, не поднимая глаз:

— Видите ли, вы приехали в Москву… издалека и надолго. Вамнужно где-то жить, что-то есть и с кем-то спать… — На этом патетическом местеона покраснела. — Мы с вами можем… сотрудничать вполне взаимовыгодно…

— Да уж! — не удержался Филипп.

— Ну вот… Вам не нужно будет за все это платить — ведь, какя поняла, денег у вас не слишком много, а у меня будет временный муж, которогопри случае я смогу предъявить Вике в доказательство того, что… Андрей можетчувствовать себя вполне свободно…

— Ерунда какая! — беспомощно сказал Филипп. — Ну просторедкостная ересь!

— Да нет же, — возразила Александра, стараясь говорить какможно убедительнее. Внутри у нее все тряслось, и даже мелькнула мысльотпроситься в туалет, а потом, от греха подальше, сбежать. Но, с другойстороны, он ведь еще не отказался…

— Именно так! — с досадой перебил Филипп. — Вы ведь совсемменя не знаете. Я могу оказаться кем угодно — извращением, алкоголиком,болезным…

— Больным, — машинально поправила Александра.

Вообще в этот вечер он говорил намного хуже, чем тогда, вгостях, хотя, по идее, должно было быть наоборот — все-таки почти месяц онпровел в языковой среде, как это называется в учебниках. Но он говорил плохо, сакцентом, все время сбиваясь на английский, но какой-то такой, которогоАлександра почти не понимала.

— О'кей, пусть будет «больным», — согласился он с тихимбешенством. — Я — чужой. Совсем чужой для вас. Неужели у вас нет никого…поближе? Кого бы вы знали? Кто смог бы объяснить вам весь чудовищность того,что вы придумали?

— Всю чудовищность, — опять поправила его Александра. — Всю,а не весь… Мой самый близкий и самый хороший друг попал на Кавказе в плен. Какраз на следующий день после того, что случилось. Да и вряд ли он смог быжениться на мне… Он любит мою лучшую подругу Машу. Правда, он мог бы взять меняна работу, хотя… хотя я не уверена, что пошла бы к нему, — добавила она, вдругзадумавшись. — У нас очень сложный мир, и портить Ивану карьеру я, конечно, нестала бы…

— Конечно, — согласился Филипп. Кое-что о ней он уже знал —сам понял, без ее объяснений.

— Понимаете, Филипп, — продолжала она, рисуя вилкой втарелке какие-то узоры; вилка дрожала и мерно постукивала о фарфор, — сама посебе я никому не нужна. У меня нет родных, да дело даже не в этом… Я предлагаювам сделку. На этот год, что вы пробудете в Москве. Я же не совсемненормальная, я понимаю, как все это дико, неприглядно и… бессовестно. Но яуверена, что вам эта сделка тоже будет некоторым образом выгодна…

— Некоторым образом, — согласился Филипп, не зная, что идумать. Более или менее.

— Ну вот, видите! — воскликнула Александра с облегчением,как будто он был новым корреспондентом, который после долгих мучений наконец-тонаписал читабельный текст. — Мы заранее обговорим все условия. Я не буду ваммешать, Филипп. Совсем не буду. И, если вам противно, вы, конечно, вовсе недолжны будете спать со мной…

Она не сомневалась, что в основном его пугает именноперспектива делить с ней постель. Ведь все остальное было вполне приемлемо иничем ему не грозило. Получил бы бесплатную кухарку и домработницу, вот и все.Зря она ляпнула про постель. Конечно, он перетрусил. Любой бы на его местеперетрусил. Вот счастье-то какое — переспать с Александрой Потаповой!

— О'кей, — сказал Филипп с какой-то странной, неопределимойинтонацией. — Позвольте мне подумать, Алекс. Скажите мне номер вашего телефона.

Он записал телефон, держа ручку в левой руке, и спряталзаписную книжку.

— Как же так, — сказал он вдруг и улыбнулся, впервые завечер, — я ведь ниже вас ростом? Что мы будем с этим делать?

Через два дня он позвонил и официальным тоном заявил, чтопринимает предложение.

— И не мечтайте, что мы будем жить как соседи, — холоднодобавил он напоследок. — Мы будем жить как муж и жена. Или никак.

— Ну, ты, Потапова, дура… Знала я, конечно, что ты малость сприветом, но не думала, что все так далеко зашло…

— Заткнись, Ладка, — приказала Маша. — Она уже приняларешение, так что все разговоры теперь — просто сотрясение воздуха. Толькопочему ты с нами-то не посоветовалась?

Лада с грохотом переставляла на кухне какую-то посуду.

— Да чего ей с нами советоваться? — заорала она оттуда. —Она все лучше всех знает. Один муж уже отбыл в неизвестном направлении, чудомноги унесли, теперь будем выращивать второго. Вот это хорошо, вот это дело! Нетбы на работу устроиться, а она…