После прибытия в Сирию ас-Синан провел праздник Кийямы во время священного месяца Рамадан. Он считал Хасана II законным духовным учителем, но, с другой стороны, не хотел подчиняться его сыну и наследнику. Поэтому сирийские хашишины пользовались независимостью от Аламута. Такое положение казалось Мохаммеду неприемлемым, и он не раз напоминал об этом ас-Синану в своих велеречивых посланиях, составленных с изяществом рубаи[45].

Мохаммед посвятил себя не только заказным убийствам, но еще литературе и наукам. Он пользовался славой величайшего поэта и философа; правда, слава эта во многом покоилась на кончиках ножей хашишинов. Однажды старый имам Рази, выдающийся мыслитель, отказался признать, что члены ордена – лучшие теологи. Тогда Мохаммед II передал ученому, что оставляет ему выбор между быстрой смертью при помощи кинжала и ежегодной пенсией в несколько тысяч золотых монет. И выступления имама тут же потеряли былую остроту.

Позже его как-то спросили, почему он так резко изменил свое мнение об хашишинах. «Потому что, – ответил старик, беспокойно поглядывая на толпу, в которой мог прятаться убийца, – их аргументы слишком остры и бьют точно в цель!».

Поначалу ас-Синан решил первым делом доказать, что и он является воплощением божественного начала, в пику Мохаммеду, который решил не идти по стопам беспутного отца. Никто никогда не видел, как сирийский Старец Горы ест, пьет, спит или даже сплевывает. От восхода до заката солнца он стоял на вершине скалы, одетый во власяницу, читая проповеди о собственной власти и могуществе толпам разгоряченных фанатиков.

Но Мохаммед лишь посмеивался. Тогда разъяренный ас-Синан, которому донесли некоторые нелестные высказывания Мохаммеда в его адрес, оставил это глупое позерство и послал конкуренту, как это водилось у низаритов, «подарок» в лице двух фидаинов. Но их перехватил сын персидского шейха аль-Джабаля хитроумный Джалалудин. Конечно же, наемные убийцы и под пытками не признались, кто их послал (таков был наказ ас-Синана), но Мохаммед сразу понял, откуда дует ветер. И теперь Рашид ад-Дин ас-Синан аль-Басри не без оснований опасался, что соперник ответил ему соответствующим «приветом».

Что касается Джалалудина, то он не зажился на свете, – защита у него была куда хуже, нежели у Мохаммеда. Правда, все было сделано так, будто это несчастный случай – ас-Синану не хотелось доводить правителя Аламута до бешенства…

– Я хочу посмотреть, как занимаются фидаины, – сказал Старец Горы и легко поднял с табурета свое сухое тело.

Он уже не мог, как прежде, подолгу отдавать дань физическим упражнениям. Но постоянные мысли о том, что угрозы для ордена только множатся, не давали покоя ни днем, ни ночью, и шейх аль-Джабаль от этого не просто худел, а таял, как восковая свеча. К тому же он совсем потерял голову, размышляя над тем, кто станет новым главой ордена, когда Аллах призовет его в свои чертоги, – наследников у шейха не было.

– Слушаюсь и повинуюсь, о великий! – поклонился Хусейн и подошел к стене, закрытой изрядно потертым старым ковром.

Они находились на втором этаже приземистого здания, сложенного из дикого камня, в своего рода «кабинете» даи аль-кирбаля – не сильно просторном помещении, которое служило еще и спальней. В нем стояли низенький диванчик, стол и несколько табуретов (дань привычке: Хусейн некоторое время жил среди франков, маскируясь слугой), а также кувшин и медный таз для омовений.

Хусейн откинул ковер, и в стене обнаружилась дверь потайного хода. Он отомкнул ее и жестом пригласил шейха следовать впереди. Но ас-Синан, отличавшийся подозрительностью, приказал ему идти первым, и они начали спускаться по крутой каменной лестнице на первый этаж, где находились учебные помещения и жилые комнаты. Благодаря этой двери и потаенному коридору с отверстиями в стене даи аль-кирбаль мог в любое время проверять и наставников фидаинов, и их учеников, не привлекая к себе внимания.

Коридор был очень узким, в нем нельзя было разминуться, но ни шейх, ни Хасан не отличались дородностью, поэтому продвигались без задержек, быстро и тихо.

Ас-Синан остановился возле первого отверстия. Через него хорошо просматривалась алхимическая лаборатория, где фидаинов обучали составлять и применять различные яды. Помещение хорошо проветривалось, но все равно чувствовался неприятный резкий запах, и шейх поморщился. «Что поделаешь, – подумал он не без сожаления, – иногда приходится прибегать не к эффектным убийствам при помощи кинжала, когда сразу всем становится понятно, по чьей указке это сделано, но и к ядам, действующим тихо и в то же время неотвратимо. Все равно те люди, кому направлялось это «послание», и без напоминания хорошо понимали, откуда пришла беда…»

В следующем помещении фидаинов обучали языку франков. Способных к чужеземным языкам (и вообще к обучению грамоте) было немного, поэтому они ценились очень высоко и их использовали только в чрезвычайных обстоятельствах, когда других способов выполнить приговор шейха аль-Джабаля не оставалось.

Глядя на недавних дехкан и ремесленников, прилежно зубривших чужой язык, ас-Синан невольно вспомнил сложную операцию, которую провел Хасан ибн Саббах и которая на долгие годы стала для фидаинов образцом. Это было так называемое «отсроченное возмездие».

Хашишины долго и безрезультатно охотились за одним из самых могущественных европейских князей. Охрана вельможи была настолько тщательной и скрупулезной, что все попытки приблизиться к жертве неизменно терпели неудачу. Во избежание отравления или иных коварных восточных ухищрений, ни один смертный не мог не только подойти к князю, но и приблизиться ко всему, чего могла коснуться его рука. Пища, которую принимал князь, предварительно опробовалась специальным человеком. День и ночь возле него находились вооруженные телохранители. Даже за большие деньги хашишинам не удавалось подкупить кого-либо из охраны.

Тогда Хасан ибн Саббах предпринял нечто иное. Зная, что европейский вельможа слыл ярым католиком, Старец Горы отправил в Европу двух молодых людей, которые по его приказу обратились в христианскую веру, благо распространенная среди исмаилитов практика «такыйя» позволяла им совершить обряд крещения для достижения священной цели. В глазах всех окружающих они стали «истинными католиками», яро соблюдавшими все католические посты.

В течение двух лет юноши каждый день посещали местный католический собор и, стоя на коленях, проводили долгие часы в молитвах. Ведя строго канонический образ жизни, молодые люди, регулярно отпускали собору щедрые пожертвования, а их дом был круглые сутки открыт для любого страждущего. Хашишины понимали, что единственную узкую брешь в охране вельможи можно найти лишь во время воскресного посещения им местного собора. Убедив окружающих в своей христианской добродетели, новообращенные католики стали чем-то само собой разумеющимся, неотъемлемой частью собора. Охрана перестала обращать на них должное внимание, чем незамедлительно и воспользовались убийцы.