он мечтал построить дом на своей земле и начать новую счастливую жизнь здесь, на родине. Да, в свое время в Кембридже им удалось построить свой дом и провести там несколько счастливых и плодотворных лет. Теперь появилась надежда, что судьба дает им второй шанс, уже в Советской стране.

При строительстве дачи рядом была оборудована большая столярная мастерская. Летом 1939 года началась эпопея строительства большой, на шесть — восемь человек, моторной лодки «Гелий» (в то время жидкий гелий занимал большое место в трудах Петра Леонидовича), чтобы можно было добираться до дачи во время весеннего разлива Москвы-реки.

Сережа, как мог, помогал отцу. Были добыты смолистые сухие сосновые доски, массивные дубовые брусья для шпангоутов, медные гвозди для заклепок. После того как были изготовлены шпангоуты и киль и собран лодочный скелет, началась обшивка лодки. Обшивка велась от киля, в день не более одной доски. Сначала доски выпиливались начерно, затем долго и тщательно пристругивались, подгонялись, обжимались по форме лодки струбцинками. Потом доску снимали, а продольные шпангоуты промазывали суриком, по которому укладывали дратву. Обшивка крепилась заклепками. Петр Леонидович сам построил лодку за два отпуска, только на покраску пригласил профессионалов. Знатоки, глядя на это творение, не верили, что всё было сделано на даче в мастерской. Таким образом, дети прошли школу всяческого ремесла. Капица-старший неукоснительно следил за порядком на рабочем месте. После окончания работы обязательно проводилась уборка: горы стружек собирались в мешок, инструмент аккуратно вешался в шкафчик. В этом «священнодействии» принимала участие и Анна Алексеевна.

Как и в Англии, когда, расположившись в гостиной своего дома в Кембридже, отец с сыном вместе осваивали конструктор «Мекано», теперь у них был полностью свой проект — лодка, на которой семья могла выплыть на безопасный, надежный берег и при местном наводнении, и в круговерти сложной, порой даже опасной жизни.

Сергей внимательно наблюдал, как умелые руки отца аккуратно и четко подгоняли детали будущей лодки, как неспешно он выстругивал доски. Каждое его движение было выверено, руки мастера легко и уверенно выполняли свою работу.

Лето 1938 года ознаменовалось уже корчеванием пней. Петр Леонидович призывал на помощь своих сыновей, и они, как кроты, лезли под пень: окапывали, подводили ваги, изобретали систему рычагов. Словом, тащили пень творчески. Потом они изготовили городки — и пошла полоса городошных баталий.

«Это хорошее дело — не сидеть на месте. Человек, как вода: если не течет, то застаивается и плесневеет», — часто повторял Петр Леонидович еще в молодые годы. Кроме того, он отмечал: «Идеи являются во время работы… Лучшие, самые технологические идеи появляются в мастерской, а не в конструкторском бюро». Этим правилам он следовал сам всю жизнь и привил их своим детям.

Когда Сережу и Андрея отправляли на летние каникулы на дачу, полноводная в то время Москва-река предоставляла детям массу возможностей для забав и шалостей. На ее просторных пляжах ребята с увлечением возводили из песка фантастические города, которые порой простирались на несколько метров.

Как-то по инициативе Сережи, который в то время был увлечен полезными ископаемыми, мальчики загорелись идеей построить на даче доменную печь. В качестве сырья они решили использовать красный песчаник с речного склона, полагая, что он богат железом. Когда же они с энтузиазмом принялись за «разработку месторождения», прибежал один из соседей и стал сердито кричать, что они подрывают берег. Сережа попытался было объяснить ему, что планы у них научно-исследовательские и, таким образом, самые благородные, но тот не унимался. Тогда Сережа, разволновавшись, невольно перешел на английский, наивно полагая, что так будет понятнее. Сосед не только ничего не понял, но пошел к Анне Алексеевне и нажаловался ей на то, что дети, мол, ругаются матом. Этот случай долго еще был предметом для шуток в семье.

Казалось, Сережа и Андрей были полностью предоставлены самим себе, но это было обманчивое впечатление. Анна Алексеевна, зная беспокойный характер мальчиков, исподволь присматривала за ними. Если они, например, уплывали слишком далеко по реке, она строго отчитывала их, неизменно переходя на английский. У нее были свои педагогические принципы: она ничего не запрещала, ни от чего не отговаривала, ничего не говорила о своем беспокойстве, приучая детей к самостоятельным решениям и предоставляя им разумную свободу действий. Но дети запомнили на всю жизнь и ее материнскую заботу, и молчаливую ласку. Поздно вечером, когда они укладывались спать, она неслышно подходила к постели и гладила каждого из них по голове.

В целом же необходимо отметить, что родители относились к вопросу воспитания детей очень взвешенно и осторожно. «К слову, Андрей и Сергей вспоминали, что их особенно никто не воспитывал, родители не заставляли учиться. Думаю, их сформировала атмосфера, в которой они росли. Родители являлись примером. Очень интересным было окружение», — вспоминает Млада Алексеевна Капица, последняя жена младшего сына — Андрея Петровича.

Рассказывая о мальчишеских развлечениях, нельзя также не вспомнить умную годовалую овчарку по имени Джек (щенок, которого так хотели еще в Англии, все-таки появился), общение с которой доставляло детям столько радости. Собака была их неизменной спутницей в походах и участницей их детских шалостей. Однажды Сережа провалился под лед на Москве-реке, которая только-только начала замерзать. Мальчик решил, что если она покрылась льдом, то по нему уже можно ходить. Джек, не раздумывая, тут же ринулся на помощь своему хозяину — и тоже провалился. Одному Богу известно, как им обоим удалось выбраться на берег.

Переходный возраст

Анну Алексеевну беспокоил непоседливый характер старшего сына, и она часто делилась своими опасениями в письмах к матери. Мудрая Елизавета Дмитриевна, однако, прекрасно понимала, что возбужденное состояние Сергея и его школьные инциденты вполне можно объяснить переходным возрастом, а также скрытой тревогой, которую он испытывал. «Насчет Сережиных драк с детьми, помочь можно только внушением, он умный мальчик, и ты должна часто разговаривать с ним сердечно и объяснять ему все. Он поймет и будет сдерживаться. Вообще, будь с ним помягче и поласковее», — отвечала она в своем письме[23] из Парижа, где в то время жила и где осталась до конца жизни. Увы, ей пришлось провести последние годы вдали от дочери и внуков, к которым она рвалась всей душой.

Это было тяжелое время для всех, в душах людей царил страх, почти каждый советский человек ощущал неопределенность, неуверенность в завтрашнем дне. В школу, где учились дети репрессированных, часто приходили печальные вести.

Летом 1938 года Сережу отправили отдыхать в главный пионерский лагерь СССР — «Артек», расположенный на Черном море, в