Потом Локсий сморгнул и потёр ладони, рождая сухой шелестящий звук.

– Вся загвоздка в том, что ты не узнал, откуда взялась эта паскудная алитея, – буркнул он. – Допроси Семелу. Зачинщик у тебя в руках.

– Дело не только в зачинщике, – возразил Кадмил. Голос прозвучал хрипло, он откашлялся и продолжал: – Вы думаете, это зачинщик пишет на стенах афинских домов «ТОЛЬКО ПРАВДА»? Разными почерками? В разных районах – в Милете и Керамике, в Лимне и Диомее, и даже в богатом Колоносе.

Локсий сложил руки домиком.

– «Только правда», – повторил он. – «Алитея» – это ведь по-эллински «правда»?

– Ещё – имя богини, которая олицетворяет истину, – кивнул Кадмил. – Её создал из глины Прометей. Так и назвал: Алитея. И у неё есть безногая сестра по имени Ложь.

Он не выдержал и оглянулся. Статуи застыли там, где им полагалось быть: у входа в кабинет. Сейчас это были две женские фигуры. Они смотрели друг на друга, повернув мраморные лица, одетые в мраморные, подпоясанные под грудью хитоны, сидя на мраморных стульях, совершенно одинаковые, как будто отражённые в неосязаемом зеркале. За исключением одной детали: у той, что сидела справа, не было ступней. Ноги её заканчивались гладкими культями.

– Я знаю эту басню, – послышался мрачный голос. Кадмил вновь обернулся к Локсию. Тот глядел в окно, туда, где ветер колыхал оливы на склоне Парниса. Картины успокоились, фигуры больше не менялись: Кронос нянчил на коленях спящего розового младенца, Аполлон и Марсий играли на свирелях, Геракл сошёл с костра и обнял Деяниру.

Локсий взялся за столешницу и поднялся из кресла.

– Ладно, словоблуд, – сказал он. – Дам тебе ещё один шанс. Пневмы мы получаем достаточно, можно подождать несколько дней ради твоей затеи. Буду только рад, если не придётся участвовать в распрях человечков. У меня есть дела поважней. На Батиме.

Кадмил с трудом подавил желание вздохнуть от облегчения. Невероятно, невозможно, однако это случилось опять: ему удалось переспорить верховного бога.

– Вы не пожалеете, – сказал он пьяным от счастья голосом. – Немного времени – всё, что мне надо. У эллинов появится новый любимый царь. И ненавистная ведьма, которую все проклянут. Я прямо слышу, как про неё кричат глашатаи! – он раскинул руки. – Семела Чёрное Сердце! Ведьма Семела, Семела-святотатец! Обманула подданных, извратила обряды богов! Алитею станут считать тёмным и низким культом. А вас – то есть, Аполлона – будут превозносить ещё выше. Возвращение к истокам, к старой доброй религии предков...

– Хорошо, хорошо, – Локсий потёр ладонями щёки. – Ох... Смерть милосердная, то ли я выжил из ума, то ли твоя «золотая речь» даже на меня действует. Поступай, как знаешь. Сейчас мне нужно отбыть на Батим. Сколько тебе надо дней, чтобы всё провернуть?

– Полагаю, недели вполне хватит, – «золотая речь», которой Кадмил утром сразил Акриона, действовала, конечно, только на людей. И то с известными ограничениями. Ах, если бы это работало с богами!..

– Значит, договорились, – Локсий вышел из-за стола, приблизился. Он был очень высок, и Кадмилу, как обычно, пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. – Надеюсь, что, когда вернусь, у людей появится новый правитель, а у тебя – подробная информация о практиках.

– Будет сделано, мой бог, – Кадмил поклонился и, пятясь, вышел из кабинета.

Затворив за собой дверь, он, не стесняясь стражников, вытер пот со лба и перевёл дух. Самое трудное удалось на славу. Он снова уломал начальство сделать всё по-своему. Сумел переспорить самого Локсия! Превзошёл учителя! Вот задача, вот труд, вот высшая цель: постоянное совершенствование ума, мастерство управлять другими с помощью ловко выстроенной логики, искусство находить тайные слабости.

Слабости есть у всех.

«Как довелось угадать с Коринфом, а? – Кадмил поёжился. – Он аж в лице поменялся. Помнит, помнит... Нет, дело об алитее, конечно, важней всего. Как знать, может, если всё получится, он наконец-то соизволит меня усилить. Или, чем смерть не шутит, согласится обратить Мелиту».

Но главное – сегодня он переспорил бога!

Кстати, об алитее.

Если пневмы за последние дни стало поступать меньше, Локсий об этом узнает. Тогда – прощайте, мечты и надежды. И здравствуй, скучный, отвратительно рациональный план Локсия. Ну в самом деле: волочь на допрос старушку-вдову, устраивать тоскливые царские браки – разве это дело для Гермеса, вестника богов? Смешно даже. Поэтому, прежде чем вершить историю Эллады, стоит по-быстренькому сходить в лабораторию и затребовать у Ификла отчёт по энергии за месяц. Так и сделаем.

Кадмил защёлкал сандалиями по широкой лестнице. В лабораторном комплексе не водилось лифтов. На взгляд Кадмила, это было дико – особенно если принять во внимание факт, что к моменту прихода богов на Землю эллины и тиррены уже успели изобрести механические лифты для эффектного появления актёров на театральных орхестрах. Тем не менее Локсий, обустраивая земную резиденцию, решил обойтись без этих замечательных инженерных конструкций. Немудрено: он сам, его верный прислужник Кадмил и высокие гости родом с Батима могли свободно перемещаться по воздуху. А рабам и жрецам достаточно лестниц.

И неважно, что кое-кто искусственно ограничен в божественных возможностях. Неважно, что у кое-кого с утра не было времени возлечь на ложе. Неважно, что пневмы после ночных приключений не осталось даже на мгновение полёта. Надо на третий этаж? Топай, дружок, пешком. По десяти лестничным пролётам, по двум сотням ступеней. Здоровее будешь.

Третий этаж Кадмил мог отличить от прочих с закрытыми глазами. Не по запаху (хотя здесь всегда стоял слабый аромат дезинфекции – Локсий был помешан на чистоте), не по звукам (хотя постоянный гул силовых установок и периодический треск разрядов ни с чем не спутаешь), а по особенному сиротливому чувству, которое помнилось с десятилетнего возраста. Здесь закончилось его человеческое детство и началась божественная юность.

День выдался солнечный, и жрецы держали двери лабораторий нараспашку, чтобы сквозняк хоть немного облегчал полуденную духоту. Кадмил шёл мимо залитых светом комнат, в каждой из которых творилось что-то завлекательное. Стрекотали регистраторы, журчала вода в охладителях, где-то хрюкала подопытная свинья, где-то ругался лаборант, не вовремя тронувший крышку заряженного прибора. Мало кто здесь доподлинно знал, чем занимается, и какова суть вверенных ему экспериментов; не знал этого и Кадмил. Локсий давал подчинённым самые подробные инструкции, но редко раскрывал цель опытов. Впрочем, вряд ли кто-то из людей сумел бы