громко и сердито. – Вот-вот может разразиться война. Война у меня на родине, Кадмил! Такая заваруха, какой ещё не было. Моё место – там, дома. Сам видишь, как редко я стал тут бывать.

«Батим – дом и для Хальдер тоже, – подумал Кадмил. – Но она как-то успевает навести порядок здесь, на Земле».

Вслух он сказал:

– Всемерно скорблю о вашей родине. Если бы я только знал, как помочь...

– Ты должен помогать мне с Элладой! – обрубил Локсий. – Следить, чтобы не иссякала энергия, работать с населением, передавать распоряжения правителям.

– Я собирался...

– Ты собирался дискредитировать практики алитеи. Смешать их с дерьмом, опорочить Семелу, которая их разработала. Отлично. Что теперь? Выставишь колдуньей правящую царицу? Изгонишь из страны? А кто будет вместо неё? Та девчонка, Эвника? По закону, её надо выдать замуж, баба не может царствовать в одиночку. Даже Семеле придётся подобрать муженька, чтобы остаться на троне.

«Эх, была не была», – подумал Кадмил.

– У меня есть новый план, мой бог, – сказал он.

– Да, у тебя есть новый план, и этот план – мой. Схватить Семелу, доставить в лабораторию и допрашивать. Пусть расскажет, как она додумалась до создания алитеи, кто ей помогал, и кто продолжает помогать на сегодняшний день. А Эвнику выдашь за кого-нибудь из спартанских эфоров. Найди парня потолковей, и чтобы умел работать на публику. Давно пора скрепить Великий эллинский мир высоким браком. Может быть, после такого афиняне наконец перестанут ненавидеть спартанцев.

«А толковый план, – нехотя признал про себя Кадмил. – Но у него есть существенный недостаток. Этот план – не мой».

– Не могу не возразить, – сказал он. – Исчезновение Семелы бросит тень на Эвнику. Пойдут слухи, что она избавилась от мачехи, чтобы завладеть властью.

– И что? У нас больше никого нет, чтобы править людишками. А у них нет выбора. Поворчат и смирятся.

«Последний шанс! – пронеслось в голове Кадмила. – Сейчас!»

– Есть ещё один наследник, – сказал он спокойно и деловито, тем тоном, который лучше всего действовал на Локсия. – Акрион, сын покойного царя. Я приведу его ко двору, сделаю героем, обличу его устами Семелу. И он будет править, слушая всё, что я скажу. Откровенно говоря, это ещё лучший вариант, чем почивший Ликандр.

О том, что именно Акрион убил царя, Кадмил решил благоразумно промолчать. Не такое уж важное обстоятельство, если подумать. Парнишка был под действием магии, не соображал, что делает... И потом, эта неловкая подробность не известна никому, кроме самого Акриона и Кадмила. А, да, и ещё Семелы. Но о Семеле мы позаботимся.

Локсий сел за стол и потёр переносицу собранными в щепоть пальцами.

– Какой ещё сын? – бросил он устало. – Ты же говорил, Ликандр казнил его много лет назад.

– Семела оказалась ушлой бабёнкой, – Кадмил подошёл к столу, опёрся на него руками и, подавшись к Локсию, доверительно сообщил: – Она его спрятала, представляете? Околдовала, чтобы не светился, и отдала в приёмную семью. А я нашёл.

– Нашёл? – поморщился Локсий. – Вот прямо сейчас, когда очень надо, взял и нашёл?

– Чуть пораньше, – признался Кадмил, изобразив на лице лёгкое, приличествующее моменту смущение. – Думал, это не настолько важно, чтобы вам докладывать.

Локсий откинул голову и поглядел на Кадмила из-под смуглых полуопущенных век.

– Ну ты и хитрец, – сказал он. – Прямо как настоящий Гермес.

Кадмил позволил себе улыбнуться. Сердце его билось отчаянно часто.

– Лучший вариант, говоришь, – с сомнением продолжал Локсий. – А если этот Акрион окажется ещё большим психом, чем папаша? Или... Не знаю, дурачком каким-нибудь?

– Я наблюдал за ним, – веско сказал Кадмил. («Наблюдал целых четыре часа», – мелькнула мысль). – Он здоровый неглупый парень. А, главное, похож на отца как две капли воды. Идеально подходит. Народ за ним потянется.

Локсий в раздумье заложил руки за голову. Цветок на подоконнике взмахнул листьями, превратился в голубя и, наплевав на защитный барьер, вылетел наружу. Картины тоже менялись. Кронос отпустил маленького Аида, Аполлон замер над телом Марсия, Геракл грустно взирал на безутешную Деяниру с высоты потухшего костра.

– Ладно, действуй, – сказал Локсий спустя минуту. – Только быстро, ради пневмы. Приведи сыночка во дворец, пусть там скажет обличительную речь, выставит мать последней гадиной и садится на трон. И Семелу сразу же – на допрос в лабораторию! Всё должно занять минимум времени.

Кадмил почувствовал, как ноги стали легче пёрышка. Да! Снова выиграл! Но рано, рано праздновать. Надо выторговать свои условия.

– Минимум времени, гм... – он озабоченно потёр подбородок. – Видите ли, мой бог, крайне желательно, чтобы Акрион утвердился на троне, так сказать, легитимно. Мы же хотим через него повлиять на умы людей. Чтобы он был символом новой эпохи – эпохи, в которой алитее нет места. Для такого нужно, чтобы эллины безоглядно верили новому лидеру. Это быстро не делается.

Локсий пристукнул ладонью по столу.

– Они безоглядно верят мне! И тебе! Мы – боги! Можешь нынче же явиться во дворец и объявить твоего Акриона законным наследником, а Семелу – шлюхой и ведьмой. При большом скоплении народа. Быстро и просто.

– При всём уважении, вы уже являлись им при довольно большом скоплении народа, – возразил Кадмил. – Смею напомнить, в начале месяца гамелиона лучезарный Феб спустился с небес на афинскую агору и лично запретил практиковать алитею. Весьма убедительно и эффектно. Тот портик они до сих пор пытаются отстроить заново. И что? Да, те, кто присутствовали при этом, никогда больше не вспомнят об алитее и детям вспоминать закажут. Но те, кто не видели вас воочию, знают о явлении Аполлона лишь со слов очевидцев. И в результате всё равно кое-кто не верит и продолжает заниматься практиками. Некоторым людям не нужны знамения, им нужны доказательства.

– Значит, надо припугнуть их сильнее, – проворчал Локсий. – Как тогда, когда я запретил им воевать. Мы должны быть жёсткими. Сострадание есть немощь!

Несколько очень долгих мгновений было тихо.

– В тот раз вы разрушили непокорный Коринф, – негромко сказал Кадмил. – Готовы сейчас разрушить ещё и Афины?

Локсий вперил в него взгляд. Кадмил выдержал, не отведя глаз. Тяжёлое чувство, порождённое божественной эманацией, усилилось до предела. Время текло медленно, как тающий воск; Кадмилу страшно хотелось пить, а затылок одеревенел. Краем глаза