class="p1">– Никак покрали что, – откликнулась довольно молодая, но полная женщина с другой стороны, тоже высунувшая нос из калитки на звуки разборок.

– Да чего у нее красть-то? Дырки в заборе разве что, окромя них ничего нету.

– Да мож она сама и покрала? Больно морда у неё хитрая последние дни, не иначе у новсёлов что-то увела, да попалась.

– Тю на тебя, сосед, что ж скрасть у голытьбы можно?

– А вы, баба Мика, не вмешивайтесь, у нас тут обзоры страсть какие интересные!

– Бесстыжая девка, лишь бы на чужие обзоры молодецкие смотреть. У самой ума-то нету, одни страсти под юбкой, тьфу!

– С какого рожна нету? Всяко больше, чем у профурсетки этой, что в окно лыбится! Прошлого жениха у меня увела, а он от неё огородами убег, дай ему Мир здоровьечка!

Господи, а мне дай сил не заржать в голос!

– Чой-то ты там юлишь, пентюх наш? – на крыльцо выкатился дед Яким и поковырял пальцем в ухе. – Никак женишься, пострел? Не расслышал я, какой такой особе не свезло.

– Как есть женюсь. А вы, лед… лебедушка наша молодая, белокрылая, лихом не поминайте, – повернулся ко мне впавший в унылую истерию грум. – Коли что дурное сделал, не обессудьте, а верой и правдой вам служ… оп! – ватная шапка, сдернутая с головы стрессанувшего балбеса, оказалась ловко сунута ему в рот. Вовремя!

Минута тишины оглушила меня осознанием, что слуг еще воспитывать и воспитывать. Заинтригованные соседи подались вперед, выглядывая, от чего фонтан откровений заткнулся, и разочаровано выдохнули.

– Что, уже всё? А так искренне божился, аж жаль мальчонку стало, – выдохнула древняя, как жизнь, бабка, успевшая притулиться на трухлявом пеньке у своей калитки.

– А неча девкам посторонним непотребства в окна показывать.

– Так ить не показывал, вроде?

– А сие уже никому не интересно. Я тоже доказать ничего не смог, – безнадежно махнул рукой сосед и вернулся в сени.

Люди расходились по домам, смешливо фыркая на незадачливых соседей, когда зачинщица разборок отмерла и начала со свистом втягивать в себя воздух.

– Я так понимаю, конфликт исчерпан и вы забираете назад свои претензии? – немного нервно улыбнулся Ясень, поглубже запихивая головной убор в несопротивляющегося «брата».

– Воровкой обозвали, девку опозорили, на всю улицу ославили, полоумный в женихи набивается, – начала перечислять скандалистка, неторопливо загибая пальцы. – Вот, что я тебе скажу, тать, – обратилась она к покорному парню, – не женись. Нам такого добра отродясь не надобно, а ты и других девок до кучи пожалей, не заслужили они такого представления.

Мы оторопело смотрели на сгорбленную спину бабы, отряхивающей галоши от грязи и погрозившей опечаленной дочке пальцем, и перевели взгляд на слугу.

– Кажись, пронесло? – неуверенно сказал он, вынимая кляп изо рта

– Пронесет тебя над выгребной ямой, а сейчас спасибо скажи, что язык твой болтливый наша госпожа не сожгла, – сурово отчитал его Ясень. – Где это видано, чтобы племяш хозяйки пришлой девке выкал и служил? От страха обручения последние мозги растерял?

– Сам бы попробовал на незнакомой молодице жениться, посмотрел бы на тебя счастливого, – пробурчал конюх, стыдливо пряча от меня глаза.

Не слушая дальнейших препирательств, я поспешила в дом на помощь к своим женщинам.

– Чай разобрались там? – Берта встретила меня миской со специями, которыми обмазывала мясо. Я пристроилась рядом с ножом и картошкой, со смехом пересказывая первый повод улыбнуться за прошедшие две недели.

– Руська эта вся в мать. Та тоже каждого парня бравого возлюбленным считала, каждый взгляд за уши притягивала, а замуж всё одно перестарком выскочила. Ты давай, твоя светлость, с корнеплодами не возись, лучше спицы приготовь с пряжей, а я скоренько поднимусь и за вязание примемся.

Послушно отложив последнюю картофелину, я побрела наверх. Конечно, наша комната была совершенно неуютной, но новые половички могли поправить дело. И едва скрипучая дверь в мою комнату отворилась, как на меня тут же налетел маленький черный ураган.

– Ты-ы-ы! Ты ушла! – отчаянный всхлип зазвенел в ушах, пока руки инстинктивно отмахивались от пугающего вихря.

Услышав упрек я на секунду замерла и разглядела в маленькой юле знакомые копытца.

– Я так испугался! Ты предательница-а-а, ты меня бросила! – душераздирающе зарыдал клятик, вцепившись в меня лапками.

Вернулся! Вернулся, чертяка!

– Ты где был?! – грозно сдвинула брови я.

– А ты где была?! Я всё обыскал, а тебя нет, – глухим рыданиям вторила капель из слез, отбойно стучащая по столу.

– Ну не плачь, иди сюда.

Неловко подхватив чертика под пузико, я прижала его к себе. Шерстка пахла лесом, гарью, человеческим потом и чистой водой. Запахи легко различались, не смешиваясь между собой. Где же побывал этот ребенок?

– Лучше объясни, куда ты пропал тогда в поместье?

– Я… ик… я по делам ушел. Время пришло, – проикал чертенок, наплакавшись вдоволь. – В-вернулся, а тебя нет. Никого нет! Одни камни и пепелище. Зачем ты убежала?

– Видишь ли, – откуда взялось это чувство вины? – Так сложились обстоятельства, что нам нужно было спасаться. На поместье напали, мы едва унесли ноги практически без потерь.

– Так заколдовала бы их и всё.

Пришлось признаться, что не умею.

– Как не умеешь? – поразилось дитё. – У тебя сильный дар, я же чувствую. – прыгнув на мое плечо, он зарылся в волосы и глубоко задышал, явно успокаиваясь.

– Дар есть, а знаний нет. Ты чего там так шумно дышишь?

– Запах вкусный. Я чуть не умер от страха, когда его потерял.

– Потерял? А как ты нас вообще нашел?

– С трудом. Когда вернулся на твои домашние камни, сначала не боялся – по запаху легко найти душу можно. А потом…

***

Дым от недавно сгоревшего дерева забивал ноздри. Известковая пыль, кровь, лошадиный пот – какофония запахов раздирала обоняние в клочья, не позволяя сосредоточиться на одном единственном запахе. Всюду, куда хватало глаз, валялись следы человеческого жилья. Никому не нужные вещи, сгоревшие сокровища, кирпичи, некогда бывшие родовым поместьем, черный остов сада – причина лить слезы человеку, но не ему. Нужен хоть кто-то живой, кто скажет, где желанная душа, но обоняние безупречно подсказывало – пусто. Когти яростно впились в почву, выдирая комья земли и травы. Как эти безрогие твари посмели?

Единственный выход находится выше, вне зоны