Но тут уже на секача с двух сторон насели барон и принц, и разом, слаженно, будто всю жизнь только тем и занимались, как вместе охотились, всадили в зверя свои копья. Оба попали – Эстрелла видела – глубоко и сильно. Кабан коротко взревел, тряхнул головой – в стороны разлетелись обломки копий. Сделал шаг, другой… Затем ноги его подломились, и под заливающийся лай, улюлюканье охотников и лёгкий шёпот ветра упал.

– Да, этот мой, конечно, не чета вашему вчерашнему, – донья Эстрелла, улыбаясь, положила первый кусок себе – как и предписано старинной, благородной традицией. Затем барону, баронессе. Принцу и далее по кругу. Последними, лично из рук охотницы, получили свою долю повара, приготовившие такую вкуснятину. Как и положено по традиции.

– Ну-у… – протянул барон, в предвкушении потирая свои сильные, привычные к оружию и инструментам ладони. – Тот слишком старый. Так его запечь нельзя – мясо жестковато. На зиму закоптили, сала вытопили, шкура да щетина тоже в дело пошли. Зато этот…

– М-м-м, а нежненький! – откусив, закатила глаза Эстрелла, подозревая, что и сегодня ей не удастся заняться похудением. Да ну его к Падшему! Тут такая вкуснотища…

Баронесса Амалия налила в крохотную рюмочку тёмно-зелёного, густого эликсира и поднесла донье Эстрелле. Такую же, чуть поморщившись, выпила сама и следом налила дочери.

– Это особенная настоечка, на семнадцати травах. Дорогущая – ух! – баронесса зажмурилась от расстройства, – Зато, милочка, можно есть сколько влезет – и ничего.

С этими словами она провела ладонями по своей вполне приемлемой для её возраста талии и довольно стройным бёдрам.

– Ната, не кривись и пей, – бросила она дочери. Та страдальчески вздохнула и, мученически подняв глаза к потолку, опрокинула в себя зелье.

Донья Эстрелла последовала её примеру. Эликсир оказался морозно-обжигающим, с невыразимым травянисто-луговым ароматом, в котором она разобрала только горечь полыни.

– Ух! – только и сказала она, ошарашенно пытаясь отдышаться. Затем всё-таки не выдержала и закашлялась. Молли, успевшая чуть распустить поясок на неприлично узкой талии хозяйки, легонько похлопала её по спине. Совсем немного раскрасневшаяся Эстрелла отдышалась, и через несколько мигов дамы величаво вплыли обратно в трапезную.

Мужчины привычно привстали при их появлении, затем пир покатился далее по накатанной колее. Донья Эстрелла с нехорошим интересом присмотрелась к рёбрышкам – там ещё оставалось немного. Так, самую малость – накормить, например, платунг голодных кирасир.

Её брату, например, сегодня не повезло. Самую малость – пальца на два – он промахнулся и копьё скользнуло по кабаньей голове, срезав только ухо и вызвав дикое, оглушительное верещание. Зато на обратном пути он, по своей привычке петляя вокруг отряда охотников, вспугнул стайку фазанов. Арбалет, разумеется был у парня с собой, а уж как им пользоваться… Двум птицам не повезло, и их длинные, радужно отливающие хвосты свесились из притороченной к седлу баронета сумки.

Увидев птиц, Нгава радостно захлопала в свои розовые, странно смотрящиеся при её чёрной коже ладоши.

– Это ж такие к нам в Захарадье зимовать прилетают. Точно! – пригляделась она, – Вечером суп сварю – закачаетесь! По особому, шаманскому рецепту.

Впрочем, до вечера было ещё далековато, а посему Эстрелла махнула рукой на всё, поддавшись радушной, милой обстановке за столом, и пустилась во все тяжкие. Это ж где ещё можно так хорошо поесть, почирикать со своими донельзя дамами про моды, тряпки и парфумы? Выпить терпкого, с тонким ароматом белого вина и опять… нет, на этот раз яблочко, пропечённое, полупрозрачное, дожидающееся своего часа в приоткрытой пасти кабанчика, от которого, кстати, оставалось совсем немного.

Барон ободряюще подмигнул донье Эстрелле и, с позволения супруги, присоединился к разговору мужчин, с жаром обсуждавших тонкости охоты на оленей.

– Иди уж, – ласково отпустила его баронесса Амалия, улыбнувшись, – А мы тут с девчонками посекретничаем…

К барону вчера приехал по делам один из его рыцарей, фон де Бир, да так и застрял в гостях. Только успел вызвать из своего замка жену, леди Брунхильду, с дочерью лет двенадцати. Так что день и вечер обещали быть интересными…

На каменной скамье, подставив лицо лучам прячущегося за недальним лесом солнца, сидела женщина. Задумчиво и отсутствующе она опустила на колени ухоженные руки, и лёгкий ветерок лениво шевелил в них несколько листков бумаги.

С дорожки, ведущей в раскинувшийся под стенами замка сад, неслышно подошёл Valle. Прислушался к доносящимся сюда звукам веселья, подошёл к матери.

– Не помешаю? – поинтересовался он, всем видом давая понять, что он здесь появился отнюдь не случайно.

Бледная улыбка осветила лицо баронессы.

– Когда ты мне мешал? Ну что ты…

Молодой человек сделал пару шагов по засыпанной розово-серым гравием дорожке, вздохнул, глядя куда-то в лес, а затем неожиданно спросил.

– Мам, ты ничего не хочешь мне сказать?

Баронесса Амалия посмотрела на сына серьёзным, чуть колеблющимся взглядом. Открыла было рот, затем спохватилась и, немного подумав, зашла совсем с другой стороны, чем намеревалась вначале.

– Скажи мне, малыш, ты хорошо помнишь мою покойную мать – свою бабку, леди Оливию?

Valle пожал плечами. Перед его мысленным взором предстала сухощавая старушка в старинном кружевном чепце, которой слуги помогали выбраться из кареты. А ещё острые, умные глаза на сморщенном, как печёное яблоко, личике.

– Да она же приезжала всего раза два-три, я тогда ещё совсем малым был. А что?

Баронесса, собираясь ответить, зябко повела спиной. Неверно истолковав это движение, сын сдёрнул с себя плащ и укутал мать. Неприязненно покосившись на черноту, спадающую теперь с её плеч, женщина решилась.

– Ты ничего не слыхал о ней?..

– Один раз было… – вспомнил молодой баронет, – Я по детской непоседливости своей частенько бывал там, где не велено, и слышал то, что не положено…

– «Взгляд у графини дюже чижелый» – он так великолепно передал выговор и интонацию, что баронесса сразу вспомнила свою покойную гувернантку, – «Как ежели не в духе, так сразу у слуг-то разные неприятности приключаются»

Мать с грустной улыбкой кивнула.

– Да, малыш, да. Похоже, был у матушки скрытый Дар… Вот через поколение ты его во всей силе да чистоте и унаследовал.

– Ну и что? – Valle пожал плечами. Достал трубку, не спеша закурил, не боясь уже материнского гнева. Искоса глянул на неё, – Это ведь не всё, мам, договаривай. Меня-то уже не проведёшь!

Баронесса неслышно вздохнула и перевела взгляд на чуть синеющую дымку вечернего леса. А затем решилась.

– Помнишь, зимой я тебе писала… двоюродная племянница моя, донья Луиза.

Чуть помрачнев, сын кивнул и продолжил.