– И чего же тебе не хватает? – съязвил я. – Спиртных напитков?

– Информации, Дим. Пошли.

Но в это время за нашей калиткой раздались два веселых голоска:

– Мальчики! Мы пришли вас проведать! Ку-ку!

Это были две подружки-блондинки. Им, видно, целый день делать нечего, вот они и ходят по поселку, кукукают.

Они «проведали» весь участок, заглянули в наш фургончик, во все кастрюли, а потом застряли у теплицы с будущими арбузами.

– Какой очаровательный парничок, – восхитилась Люсьена.

– Теплица, – сумрачно поправил Алешка.

– Сказал тоже, – вмешалась Люська. – Теплица – это во! – и она подняла руку вверх да еще на цыпочки встала – показала, какой высоты должна быть теплица, – а у вас-то – во! – и она присела на корточки и чуть приподняла ладонь над землей. – Типичный парник.

– Мама сказала: теплица, значит – теплица! – грозно уперся Алешка, даже подбоченился. – И никакой не парник! Ни вот такой, ни вот такой!

– Парничок! Парничок! – как девчонки, задразнились блондинки и с хохотом вылетели за калитку.

Алешка проводил их сердитым взглядом и сказал:

– Дим! Это, наверное, они кирпичи сперли. Делать им все равно нечего. Парнички!

– Успокойся, – заступился я. Мне эти подружки нравились – легкомысленные, как воробьи. И долго не обижаются. – Пошли за информацией.

Да, информацию в магазине «сливали» (папино выражение) бурным потоком.

Нам нравилось ходить в магазин. Совсем не потому, что там можно купить что-нибудь нужное. А потому, что можно что-нибудь нужное услышать. Дело в том, что, когда развалился колхоз, следом за ним развалился и колхозный клуб. Он теперь был похож на послевоенные руины. С кирпичных стен обвалилась штукатурка, колонны у входа покосились. Стекла выбиты, рамы выломаны, и полы уже кто-то утащил на свой двор. Даже шиферная крыша начала зарастать, как заброшенное поле, – на ней закустилась травка вперемешку со мхом и затрепетали зелеными флажками маленькие березки.

Тетка Полинка почему-то называла бывший клуб нечистым местом. «Там такое! – говорила она шепотом и озиралась. – Там такое! Однова ночью глянула, а внутре по комнатам свеча плывет. И не гаснет! И огоньки мелькают, как на кладбище: вспыхнет – погаснет, а потом другой, в сторонке, вспыхнет и обратно погаснет. А вчерась там такой визг доносился! И голоса! Один – забубенный такой, грубый и басовитый, а другой – тоненький. Так и верещит, так и верещит. Ровно чертенка за ухи дергают».

Мы с Алешкой сначала эти жуткости слушали, распахнув уши и рты, а потом сообразили: вечером в клубе собирались мальчишки, покурить тайком от родителей. И, видно, чей-то папаша их там застал и принялся наводить порядок солдатским ремнем. Поверещишь тут!

И вот вместо заброшенного клуба магазин клубом стал. Надо же людям где-то общаться. В магазине покупатели вовсю обменивались новостями, обсуждали свои дела и сериалы, а также растущие цены. А так как рост цен случался почти каждый день и сериалов хватало, то темы эти не иссякали.

Возле магазина постоянно паслись все те же куры и все та же лошадь Паршутина. Он теперь называл себя таксистом, потому что за небольшую плату, если кто-то делал большие покупки, подвозил их до дома. Таких клиентов у него было мало – чаще всего две блондинки из нашего поселка, – и дядька Паршутин почти все время торчал в магазине. Собирал и сливал информацию:

Мы еще не дошли до магазина, а уже услышали, как там верещит тетка Полинка:

– Этот Шурик неладный, ну все не так делает. За что ни возьмется, все не вдоль, а поперек ладит.

– Сам виноватый, – бубнит Паршутин. – Не лезь не в свое дело.

Мы в первые дни думали, что Шурик – это что-то вроде бедового пацана, а на самом деле он был довольно взрослый неудачник. Но тетка Полинка за него переживала. Когда у нее, конечно, для этого время было.

– Вишь, взялся Фляжкину на его пасеке советами помогать. Насоветовал! Надумал – пчелок от ульев веником отгонять. Фляжкину-то ничего, тот привычный, а Шурика всего целиком пчелки пожалили. Живого места на нем не осталось. Один глаз вовсе заплыл, а другой только вверх глядит. Даже через портки добрались. Я б этому Фляжкину показала, да некогда.

– Подумаешь, – лениво возражал Паршутин. – Пожалили… Не собаки небось. Те круче жалят.

Когда мы вошли в магазин, Полинка уже пластинку сменила – ругалась на бывшего председателя колхоза, своего соседа Ивана Макарыча. Оставшись не у дел, Иван Макарыч устроился в церковь звонарем. Но так как на колокольне не хватало главного колокола, звонить ему приходилось редко и свободного времени было с избытком, то Иван Макарыч посвятил его работам по дереву. И первым делом смастерил десяток затейливых скворечников и разукрасил ими березу возле своего дома на манер новогодней елки.

Скворцам это пришлось по вкусу, и они плотно заселили дармовое жилье. А тетка Полинка не уставала жаловаться, что соседские скворцы на ее огороде червей воруют.

– Ишь, повадились! – шумела она. – Мне самой червей на грядках мало! Червь – он в огороде самый полезный житель. Я б им показала, да некогда. – Тут она вспомнила свою вторую беду: – Вот, бабоньки, печь перекладывать собралась. Уж и с Петрушей-печником сговорилась. Уж он мне и глины накопал в овраге. Уж он мне и кирпич достал – да такой ладный, один в один. Так что думаете? Скрали! С под самых окон увели.

– Не иначе сам Петруша и скрал, – подсказал Паршутин с вредной улыбочкой. – Да по второму разу кому-нибудь и продал.

– Не ври! – тетка Полинка забрала покупки и пошла к двери. – Петруша сроду чужого не брал. Не то что некоторые.

– Кого имеете в виду? – с обидой подбоченился Паршутин. – Не нас ли?

– Я б тебе сказала, да некогда, – и Полинка хлопнула дверью.

Тут настала почему-то Алешкина очередь.

– Теть Аль, – спросил он продавщицу, – а где печник живет? Нам папа велел его найти, печку складывать.

– Да неподалеку отседа, в Пеньках.

– В пеньках? – недоверчиво переспросил Алешка. – Как муравей?

– Деревня так называется – Пеньки, – пояснил с усмешкой Паршутин. – Две версты отседова. Вдоль по речке.

Не успел я опомниться, а мы уже шагали с Алешкой узенькой тропкой вдоль берега. В эти самые Пеньки. До которых – две версты.

На первой версте Алешка трещал:

– Понял, Дим? Папа не велел заниматься иконой, так? Он попросил разобраться с кирпичами, так? А что мы нашли под кирпичами? – И сам себе ответил: – Мы нашли там вещественное доказательство в виде ключей от церкви! Так?

Я молча кивал. Но про загадочно исчезнувшие ключи не спрашивал.

– Если мы найдем того, кто украл кирпичи, то найдем и того, кто спрятал ключи. Так? И я думаю – это один и тот же человек. Который крадет все подряд. Кирпичи, иконы, деньги. Ему все годится. Так? И папа нам ни слова не скажет. Мы ведь ничего не нарушим. Так?