— Звучит интересно, — заметил он осторожно. — Хочешь, я сделаю кофе? И можно выжать пару апельсинов.

— Спасибо. Это будет чудесно.

Безумие! Если бы полгода назад кто-нибудь сказал Гаю, что он будет получать удовольствие от такой простой вещи, как возня на кухне, он рассмеялся бы в лицо этому человеку. Но с другой стороны, еще полгода назад он в это время уже был бы у себя в лаборатории и занимался проверкой идей, с которыми проснулся.

Сможет ли он вернуться к этому? Через несколько месяцев?.. Через год?..

Отогнав эти тревожные мысли, Гай сосредоточился на кофе и приготовлении апельсинового сока, а Эмбер тем временем жарила оладьи.

Покончив с апельсинами, Гай поставил для нее прибор во главе стола, для себя — справа от нее.

— Кофе готов. А завтрак? — сказал он, наполнил две чашки и добавил молока. Потом налил сок в два стакана.

— Ты точно рассчитал. Садись. — Она поставила на стол блюдо с дымящимися оладьями. — Приступай.

Он был уверен, что не сможет ощутить их вкус, как ощущала она, потому что обоняние — большая часть вкусовых ощущений. Он едва мог различить циннамон в печеных яблоках и ваниль в шантильи, но оладьи, правда, были мягкие, воздушные и прекрасно сочетались с яблоками и кремом.

— Это замечательно! Признаю. Ты великолепно готовишь.

— Спасибо. — Она наклонила голову, принимая комплимент.

— Знаешь, — Гай взял еще порцию, — с этого момента ты всегда будешь ассоциироваться для меня с яблоками и ванилью.

Она подняла брови:

— Разве ваниль не безвкусная?

— Нет. Ваниль сладкая. И очень чувственная.

— Ну спасибо…

Он усмехнулся:

— У тебя такие дивные ямочки на щеках. А когда ты так вот краснеешь, мне хочется, чтобы ты краснела еще и еще.

— Я принимаю это как обещание, — сказала она. — На следующую ночь.

А почему не сейчас?

— Тебе, наверное, надо поработать, а я уже составила план на сегодня. Я отправляюсь путешествовать. Ты видел список, который я сделала вчера?

— Но ты же не знаешь окрестности!

— Не знаю. Но есть такая вещь, как указатели.

— Это верно. Но разве не было бы проще, если бы за рулем был кто-то, кто знает окрестности и может отыскать уютное местечко для ланча?

— Ты хочешь разозлить меня всерьез? А потом заняться сексом? Так ты обычно делаешь?

— На тебе только скользкий кусочек темно-розового шелка, и больше ничего. Так чего же ты ждешь? — парировал он.

— Но ведь я просто безголовая девица, которая любит пирушки.

Она сказала это спокойно, но он увидел что-то в ее глазах. Он обидел ее. И понятия не имел чем.

— Эмбер?

В ответ она широко, очень широко улыбнулась. Но он вспомнил, что она говорила вчера вечером. Она улыбалась только для того, чтобы держать себя в руках.

Он взял ее руку и поднес к губам. Поцеловал ладонь и сложил пальцы.

— Я вижу, что огорчил тебя. Мне очень жаль. Не знаю, что я такое сказал, но, честное слово, я не хотел тебя обидеть! Если ты хочешь, чтобы я провез тебя по местам, которые ты думаешь осмотреть, то сделаю это с самым искренним удовольствием!

— Разве тебе не надо работать?

В том-то и дело. Надо, конечно… Но он физически не может работать сейчас. По крайней мере, пока он с Эмбер, он думает не о работе. А значит, может отвлечься от своей проблемы, которая кажется ему все более неразрешимой.

— Я могу взять отпуск на один день. — Он наклонился и поцеловал ее. — Спасибо за завтрак, ангел мой. Теперь я приму душ и, если мы на самом деле хотим выбраться сегодня из дома, давай встретимся через час у подъезда.

Она удивленно на него посмотрела:

— Ты так долго собираешься?

— Вообще-то нет…

Но Вера обычно собиралась долго, и он решил, что Эмбер нужно столько же времени.

— Дай мне пять минут, чтобы прибрать тут, и десять минут, чтобы принять душ и одеться.

— Серьезно? — Он был удивлен. И обрадован. А ведь он обидел ее. Надо загладить свою вину. — Уборка подождет до нашего возвращения. Я помогу тебе. Мы ели вместе, значит, и порядок должны наводить сообща.

— Договорились.

На сей раз она улыбнулась искренне. Гай видел это по ее глазам.

Когда через пятнадцать минут они встретились у входной двери, Гай посмотрел на ее ноги и вздохнул:

— Эмбер, ты действительно думаешь гулять в этих туфлях? Они скорее подходят для бального зала.

— Я вполне могу в них гулять. Если, конечно, ты не собираешься заставить меня лазить по горам.

— Именно это я и собираюсь сделать. — Он вздохнул. — У тебя нет какой-нибудь спортивной обуви?

— Живя в Лондоне, — заметила она, — я не часто хожу в походы по горам. Так что у меня нет спортивной обуви.

— Кроссовки?

Она посмотрела на него с отвращением.

— Единственные мои туфли без каблуков — балетные. Но во-первых, они остались в Лондоне, во-вторых, это пуанты — и вряд ли годятся для похода в горы.

Только Гай решил, что Эмбер не такая, как Вера, как она сделала нечто совершенно в духе его бывшей жены. Ну почему он постоянно забывает об этом?

— Ну хорошо. Мы не пойдем в горы.

— Я не стараюсь доставить тебе неприятности, — сказала она. — И я могу гулять в этих туфлях целый день, если надо.

— Хорошо. — Он знал, что это просто бравада.

Она вздернула подбородок, как если бы он сказал это вслух:

— Давай поспорим. Если я выиграю, ты в конце дня купишь мне коробку лучшего шоколада.

— А если выиграю я? — спросил Гай.

Она усмехнулась:

— Тогда я сделаю шоколадку из тебя.

Он ничего не ответил. Ничего. Потому что навеянная ее словами картина лишила его дара речи.

— В чем дело, Гай? — спросила она удивленно. — Или вся кровь отлила от твоей головы? — В ответ он обнял ее и крепко прижал к себе. — Намек ясен, — прошептала она.

Этот ее болтливый язык! Когда она научится держать его за зубами?

Ее потрясло, что она напомнила ему его бывшую жену. Она прекрасно знала, что Гай не одобряет ее мир. Ей ее мир был приятен, но она вынуждена была признать, что многое в нем держится на сплетнях и моде. Ее жизнь проходила за болтовней, в походах по магазинам, обедах с друзьями, вечеринках. В том, что она делала, не было глубины. Все происходило спонтанно. Включая ее роман с Гаем…

Но не всем дано изменять мир! Не все могут искать новые лекарства, быть мудрыми наставниками нового поколения детей, спасать потерявшихся в горах людей. Она ничего этого не может. Она — просто Эмбер Винн, устроительница праздников. И она честно это признает. Она никогда никому намеренно не причиняет боли, она заставляет людей улыбаться, делает так, чтобы им стало хорошо. Это само по себе не так уж плохо, разве нет?