Но не одни лишь церковные власти видели опасность в том, что служанки-католички работают в еврейских семьях. Сами евреи, хотя и не готовы были обходиться без их помощи, давно испытывали беспокойство по этому поводу, причем их тревога в годы Реставрации только возросла. Дело в том, что евреи усматривали в христианках, живших с ними бок о бок, потенциальную угрозу, так как эти служанки, в остальном занимавшие подчиненное положение, были наделены одной разрушительной властью: они могли без ведома родителей крестить несмышленое дитя и тем самым навлечь беду на всю семью. Евреи — и мужчины, и женщины — постоянно твердили об этой угрозе, однако неизвестно, пытались ли они когда-либо сознательно отказаться от католической прислуги. Ведь религиозные запреты оставались незыблемы и нельзя было даже представить, чтобы иудеи могли нарушить священную заповедь, возбранявшую всякий труд в субботу.

В 1817 году папская полиция была направлена в один еврейский дом в гетто Феррары (города менее чем в 50 километрах к северо-востоку от Болоньи). Там они отобрали у семьи пятилетнюю дочь. Похищение спровоцировало заявление молодой христианки о том, что пятью годами раньше, ухаживая за девочкой (тогда еще грудным младенцем), она тайно крестила ее. По свежим следам еврейская община Феррары отправила в Рим делегацию к папе с ходатайством о возвращении ребенка, но, конечно, все мольбы оказались напрасны. Феррарские евреи, придя в ужас от мысли о том, какую угрозу представляют для них собственные служанки-христианки, стали требовать, чтобы, увольняясь, служанки подписывали (ставя крест) нотариально заверенное заявление, что никогда не крестили ни одного ребенка из хозяйской семьи. Феррарское нововведение перекинулось и на другие гетто на территории Папской области[50].

Если инквизитор получил донесение о крещении Эдгардо, значит, искать тайного крестителя следовало в первую очередь среди женщин, работавших в семье Мортара. После того как Анна Факкини, служанка, в настоящее время работавшая в доме Мортара, горячо поклялась, что она тут точно ни при чем, семья принялась искать виновницу среди бывших служанок, опрашивая всех подряд, не слышали ли они когда-либо от кого-то из тех женщин о тайном крещении.

Вскоре подозрение пало на Анну Моризи. Она поселилась у Мортара, когда Эдгардо было всего несколько месяцев от роду, а уволилась сравнительно недавно, поступив на службу в другую болонскую семью. Теперь выяснилось, что с тех пор Анна вышла замуж и уехала из Болоньи.

Однажды в конце июля, когда Момоло ненадолго уехал в Модену, брат Марианны Анджело зашел к ней домой пообедать. Когда они уже садились за стол, пожаловала нежданная гостья — Джиневра Скальярини. Джиневра была теперь замужем и жила не в Болонье, но раньше она много лет проработала в семье сестры Марианны, Розины — той самой, которая в день похищения Эдгардо увела к себе домой остальных детей Марианны. У Розины и ее мужа, Чезаре де Анджелиса, было шестеро своих детей, и Джиневра жила в их семье, когда большинство из них уже появилось на свет. Она очень привязалась к семье хозяев и часто заглядывала к ним, когда приезжала в Болонью, чтобы повидаться с Розиной и ее сестрами.

В течение почти всего времени, когда Джиневра работала у Розины, Анна Моризи работала у Марианны. Кроме того, Джиневра и Анна были родом из одного городка — Сан-Джованни-ин-Персичето. Две молодые женщины подружились, и именно об этом теперь вспомнил Анджело, как только Джиневра ступила на порог. Подумав, что из дружеских побуждений Джиневра наверняка начнет выгораживать Анну, Анджело решил прибегнуть к маленькой хитрости. Притворившись, будто он уже знает о том, что именно Анна Моризи крестила Эдгардо, он обратился к Джиневре, сказав ироничным тоном: «Хорошенькое дельце совершила Нина, а?» И добавил: «Она же просто погубила эту несчастную семью».

Джиневра проглотила наживку. «Да, это правда, — ответила она. — Я знаю об этом от ее сестры Моники. Она сказала, что это Анна крестила Эдгардо». Когда Анна впервые услышала о том, что Эдгардо забрала полиция из-за того, что она когда-то сделала, рассказывала Джиневра, ее охватил страх. Она испугалась, что семья Мортара захочет ей отомстить.

Через несколько часов, когда вернулся Момоло, Анджело взволнованно рассказал ему о своем открытии и вызвался съездить в Сан-Джованни-ин-Персичето вместе с Чезаре де Анджелисом (их свояком и бывшим хозяином Джиневры), чтобы лично побеседовать с Анной Моризи и выяснить, что же все-таки произошло.

Через два дня Анджело и Чезаре приехали в Сан-Джованни. Была среда, базарный день в этой многочисленной сельской общине, поэтому их появление никому не бросилось в глаза: кругом толпились купцы, выкликавшие свои товары, и покупатели, съехавшиеся в город из окрестных деревушек.

Мужчины отправились прямиком к дому Джиневры, где их ждали Джиневра и Моника, сестра Анны Моризи. Женщины отвели Анджело и Чезаре туда, где жила Анна. Они поднялись по лестнице на третий этаж, где Анна и ее муж занимали единственную комнатушку, выделенную им в доме другой сестры Анны, Розалии. Было одиннадцать часов утра.

Моника и Джиневра предупредили Нину (так в близком кругу называли Анну) о предстоящем визите болонцев всего за несколько минут до того, как их дилижанс прибыл в город. Анджело так описывал состоявшуюся встречу: