Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подождите! — воскликнули на другом конце провода. — Я сейчас позову!
Дина услышала стук брошенной на стол трубки. «Надо же! — улыбнулась она. — Похоже, испугала девочку».
Ждать пришлось минут пять. Наконец, в трубке раздался сочный баритон.
— Слушаю.
— Сергей Самец? — уточнила Дина.
— Он, — ответил баритон.
— Хаютина Дина Аркадьевна, редактор журнала «Юность».
— Очень приятно, — сказал Самец.
«А он чувствует себя уверенно. Не то, что девочка».
— Я прочла вашу повесть, Сергей. Скажите… — Дина замялась. — Это вы писали?
К ее удивлению на другом конце провода рассмеялись.
— Я сказала что-то смешное? — обиделась Дина.
— Простите! — извинился собеседник. — В первый раз этот вопрос мне задала учительница литературы в шестом классе. Прочитала мое сочинение. Не беспокойтесь, Дина Аркадьевна, писал я.
— Но… — Дина поискала слова. — Текст очень зрелый. А вам 21 год.
— Я рано повзрослел. Так вышло.
— Сирота? — догадалась Дина.
— Круглый.
«Детдомовец?» — хотела спросить Дина, но не решилась.
— И еще, Сергей. Текст идеально вычитан — ни одной ошибки.
— Это Лиля.
— Какая Лиля? — не поняла Дина
— Моя невеста. Вы с ней уже разговаривали. Лиля учится на филфаке. Она правила и печатала мою повесть. У нее талант редактора. Сам я пишу с ошибками.
«Понятно», — подумала Дина. Наверняка девочка помогала ему и в работе с текстом.
— Вы пишете, что удостоены медали. «За отвагу» — боевая награда. А сейчас мирное время.
— Меня наградили в армии.
— В каких войсках вы служили?
— Пятая бригада специального назначения в Марьиной Горке.
«Черт! — подумала Дина. — Дернуло же за язык. Неизвестно, где воевал этот парень. Это же секрет!»
— Я буду рекомендовать вашу повесть к печати, Сергей!
— Спасибо! — сказал он. — С меня причитается.
«Все вы так говорите», — подумала Дина и положила трубку. Подумав, она сложила рукопись в папку и, не забыв фото с биографией, вышла из комнатушки. В приемной главного скучала секретарь.
— У себя? — спросила Дина.
— Да, — кивнула секретарша. — Но я бы не рекомендовала. Ездил в ЦК, вернулся злой. Велел никого не пускать.
— Мне можно, — сказала Дина и проковыляла к двери кабинета.
Главный встретил ее хмурым взглядом.
— Хреново выглядишь! — сказала Дина.
— Тебя бы туда! — буркнул он. — «Печатаете незрелые вещи, противоречащие курсу партии», — передразнил он кого-то. — А где эти «зрелые» взять? Приносят херню… Чего надо?
— Почитай! — Дина положила на стол папку. — Настроение улучшится.
— Уверена? — сощурился он.
— Я когда-нибудь ошибалась?
— Ну… — он придвинул к себе папку. — Ладно, иди. Не то начну ругаться.
— Как будто я матов не слышала! — улыбнулась Дина, но вышла.
…Борис позвонил ей вечером домой.
— Привет! — сказал, не подумав извиняться за поздний звонок. Впрочем, их отношения это позволяли. — Прочел. Это не розыгрыш?
— Проверила, — ответила Дина. — Звонила по межгороду в Минск. Парень именно тот, за кого себя выдает. Все, что он сообщил о себе, правда. Что тебя смущает?
— Возраст, — буркнул Борис.
— Он сирота, детдомовец, поэтому рано повзрослел. Писать ему помогала студентка филфака, поэтому рукопись грамотная. Он просто талант, Боря! Вспомни себя. Первую книгу издал в 19 лет. А Шолохов? Тот начал опубликовать «Тихий Дон» в 22 года.
— С Шолоховым был скандал, — сказал главный, но по его тону Дина поняла, что сравнение ему понравилось.
— И что? — не смутилась Дина. — Еще в 30-е годы создали комиссию. Она подтвердила, что писал Шолохов. Потом это вновь раздули. Вопрос: кто? Враги, которым наша страна как кость в горле.
— Этот парень не Шолохов.
— Я этого не утверждала.
— Балеруны, мечтающие танцевать на Западе, — сварливо сказал главный, — Главлит зарубит.
— А ты отправь рукопись в ЦК с сопроводительным письмом. Если там примут положительное заключение, Главлит заткнется. В ЦК поддержат, поверь! У них тоже проблемы. Люди слушают «голоса», шепчутся на кухнях, ругают партию. А прояснить ее линию в литературе по-настоящему некому. Те, кто пытаются, делают это убого. Здесь как будто свежим ветром пахнуло. Никаких секретов Самец не выдает. О сбежавших балерунах писала «Правда», общественность их осудила. Послушай моего совета, Боря! Парень прислал два экземпляра. Отправь первый в ЦК, второй запускай в работу. И ставь эту вещь как можно скорее.
— В январский номер?
— Ноябрьский.
— Тот сверстан.
— Выбрось кого-нибудь к хренам! Ты, что, не понимаешь? В феврале будущего года — съезд КПСС. Доклад Генеральному секретарю уже пишут. К январю он будет готов, и «Черного лебедя» не заметят. Ноябрь — последний срок. Не хочу, что «Юность» попала в доклад, как образец безыдейности и отхода от генеральной линии партии.
— Ладно! — сказал Борис и положил трубку.
«Перестраховщик!» — подумала Дина, но ругаться не стала. Боря — хороший человек и талантливый писатель. Его «Настоящий человек» — сила. Книга на все времена…
Отправляя повесть в журнал, я рассчитывал, что ею заинтересуются. Но червячок сомнения грыз. Сколько моих знакомых литераторов в той жизни надеялись прославиться в веках! Надували щеки, потрясали законченными рукописями. И что? Не всех даже напечатали. Планировать успех в творчестве — дело пустое. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…»
Звонок из редакции меня воодушевил, но и посеял тревогу. Вдруг не срастется? Есть ведь такая организация — Главлит. Она присматривает за соблюдением генеральной линии партии в печати. А повесть — острая…
В начале октября пришли гранки. То есть сверстанный и отпечатанный текст, присланный автору для согласования. Темп работы меня изумил. Это в моем времени верстали на компьютере — быстро и легко. Закидываешь текст в программу, и та сама его расставляет по заданному шаблону. Остается только поправить. Здесь по-иному. Текст набирают на линотипе. Этот аппарат отливает строки из свинцового сплава. Верстальщик собирает их в столбцы и зажимает в рамке. Затем накатывает краску валиком и делает оттиск. Из последних собирают гранки, которые вычитывает корректор. Для исправления ошибки строку отливают заново. Верстальщик находит дефектную, вытаскивает ее шилом и вставляет новую. Можно представить себе скорость процесса…