По сравнению с вчерашним вечером сегодняшняя Людмила Сергеевна Охотникова словно вышла из комы. Румяная, довольная, глаза блестят – красота! Кабы не оберегаемое колено, наверное, и в пляс пустилась бы.

Пока мы собирались, я выслушала множество благодарностей за то, что организовала такую встречу. Вдобавок нежданно получила в дар пакет домашних вкусностей (одна из гостий подрабатывала поварихой на полставки); и к нему – столько пожеланий счастья-здоровья-удачи и мне, и Миле, будто у нас был двойной день рождения. Причем у обеих – юбилейный.

«Как мало человеку для счастья надо», – философски подумала я.

Мила словно батарейки подзарядила, хоть ночью проверяй – не светится ли в темноте.

– Вот тут домашний сыр, Ниночка сама готовит… у нее сын уже в университете, та-акой умный!.. А это булочки с вареньем – пальчики оближешь! Хотя лучше воспользоваться салфеточкой…

Тетя так расписывала, что мне захотелось и сыра, и булочек с вареньем, и самопальной кураги.

Вид сыра заставил слегка взгрустнуть: почтенная Гаруник Арамовна домашний сыр тоже готовила. Вообще, по заверениям Арцаха, успевала в молодые годы и работу работать, и сына воспитывать, и за хозяйством бдеть. В том числе – за тем: незаконным, контрабандным своим хозяйством.

– Мне тут, кстати, новое дело подвалило, – сообщила я между второй и третьей булочкой (да, вкусно – спасу нет и не будет), – но на полставки, я дома-то буду ночевать. И приходить не очень поздно. Оно такое, спокойное.

– О, – Мила улыбнулась, – это замечательно, что спокойное. Мне кажется, Женечка, что тебе пора уже что-то поспокойнее подобрать. Ну, не будешь же ты всю жизнь бегать спасать людей?

Образ себя-старушки снова встал перед глазами. О, ну не надо этого, не надо. Черт, ну это как не думать о слонах…

Один из моих когдатошних клиентов, молоденький студент-технарь, как-то раз выразился про меня: мол, крута, как Рэмбо. Киношники нынче взяли моду: снимать внезапные продолжения через двадцать-тридцать лет после оригинала. Отчего зрители имеют возможность глянуть и на старого Рэмбо, и на Терминатора-пенсионера. Из которых песок не сыплется только потому, что по сценарию не положено.

И картина меня как престарелого Рэмбо (или, может, его экранной мамаши из «Стой! А то моя мама будет стрелять!») была довольно угнетающей. А смогу ли я стать кем-то еще? И сколько я так еще пробегаю?

– Жень? Женя, ты чего? – Мила дотронулась до моей руки.

Я поняла, что уже с минуту разглядываю чуть желтоватый ноздреватый бочок головки домашнего сыра.

– Слушай, я не загадываю, – наконец ответила я. – Двигаюсь от дела к делу. Будут дела – буду работать. А нет… ну, придумаю что-нибудь, я же умная. О, а это что такое в банке? Фруктовый салат? Буду!

Гастрономическая тема оказалась благодатнее: Мила рассказывала про каждое блюдо, перемежая пояснения подробностями из разговоров. Я дегустировала дареное и только угукала и поддакивала в ответ на сыплющиеся подробности.

Мила в своем рассказе ни разу не запнулась, не прикладывала руку ко лбу в стиле «дай-то бог памяти» (в отличие от многих бывшесоветских, к разрешенной ныне религии она не припала). Я была более чем уверена: призови ее долг обратно в горнило, ковать и закалять юные умы – она бы встала за этот преподавательский станок, ни минуты не колебля…

О черт!

Я торопливо дожевала вкуснейший бутерброд с кабаньей колбасой (мягкая свежая булка, в которую при малейшем надавливании зубов вминался кружок темно-коричневой, с мелким жиром, твердой кабанины). В голове вертелось недавнее Шуркино: местной родни нет, пять лет как тарасовский, спохватился.

Мила! Вот кто может мне помочь. Дело пусть и розыскное, но не криминальное. Да и детективы Мила любит, а поучаствовать самой в чем-то эдаком – лучшее средство от тоски и печальных мыслей о старости. Не все же по хозяйству или вот с книжкой валяться.

Как выражаются подростки – движуха.

К тому же Мила не страдает избирательной забывчивостью и не склонна к сплетням. То есть, не станет выбалтывать детали моего дела; их и так-то мало – а ей я расскажу еще меньше. Мне главное – ее память, коя для меня сейчас клад бесценный, лучше всякого архива. «Гугл», не требующий подключения к электросети, если угодно.

К слову, о «Гуглах» в лице памятливых пожилых дам, а также кавалеров. Может, отец и родители Арцаха тоже помогли бы… а хотя нет. Не надо Варданянов в это втягивать. Еще обнадежу их младшего ненужной надеждой; и так непонятно, когда уже соберусь поговорить с ним. Опять не звонил, да и я хороша.

Мила как раз прервалась, чтобы заварить свежий чай.

– Мил, а ты же, наверное, полгорода вот этак помнишь? Из всяких районов, наверное? – Я спрашивала очевидное, но подводить к моей просьбе нужно было аккуратно и постепенно.

– Лучше всего из моего, конечно, – поправила она, засыпая листья зеленого чая в заварочный чайник. – Но у нас из всяких районов дети учились, и родня в других поселках у них была, и в Покровске, да, покровские тоже были… а что?

– Наверное, и в Дом культуры ходила? Ну, который главный в Тарасове, у нас же только один вроде бы?

– Было несколько, – опять поправила Мила чуть снисходительно. – По одному на самые крупные районы. Но да, центральный только один.

Я видела, что ей приятны мои расспросы и несколько удивительны. Обычно я за справкой к ней не обращаюсь, потому что и запросы мои не того сорта. Поясню: моя тетя не разбирается в принципах работы базуки или, скажем, не владеет приемами экспресс-допроса. Если жестче – в моем хозяйстве она человек несведущий и ненужный. И хорошо, что так.

– А ты знала кого-нибудь из тамошних администраторов? Вообще ты в центральном бывала чаще? Или в наш, районный ходила?

– У нас не такой крупный район, Женечка. Из нашего района мы в центральный и ездили. Не очень удобно, но что поделать. Помню, садились на троллейбус…

– Погоди. Погоди минуточку. – Я поспешно вытерла руки полотенцем, чтоб не изляпать кабаньим жиром скудные результаты Шуркиных изысканий. Сдвинула в сторону дареные лакомства и раскрыла одну из