– Значит, вы с мистером Хольманом теперь друзья?

– В определённых пределах – бесспорно. Никогда прежде я не встречал в людях такой жажды знаний. Начитанностью он во многих вопросах меня превосходит, однако я путешествовал и немало повидал своими глазами… Вас не удивил список книг, которые я просил привезти?

– Я подумал, что с ними вам едва ли придётся много отдыхать.

– Некоторые из них для пастора, а некоторые – для его дочери. Видите ли, про себя я называю её Филлис, но, говоря о ней с другими, боюсь показаться фамильярным. Приходится быть изобретательным, поскольку величать барышню мисс Хольман здесь, кажется, никто не привык.

– Итальянские книги для неё?

– Да! Вообразите: она решила начать изучение итальянского с «Божественной комедии»! Я предложу ей «I promessi sposi»[14] – превосходный роман Мандзони. Он лучше подходит для новичков. Если же она непременно захочет совладать с Данте, то с моим словарём ей будет легче.

– Она нашла те надписи, которые вы оставили в её списке трудных слов?

– О да! – отозвался мистер Холдсворт со счастливой улыбкой.

Очевидно, он хотел было пересказать мне всё в подробностях, но сдержал свой порыв.

– Не станет ли священник возражать против того, чтобы дочь его читала романы?

– Бросьте! Что может быть безобиднее? Книга не укусит, и бояться её нечего. Во всяком случае, роман Мандзони – вещь очаровательная и вполне невинная. Вы ведь не думаете, будто ваши друзья принимают поэмы Вергилия за Евангелие?

Тем временем мы подошли к ферме. Мне показалось, что Филлис приветствовала меня теплее обычного. Миссис Хольман тоже была сама любезность. И всё же я почему-то чувствовал себя так, будто лишился своего места, которое теперь занимал Холдсворт. Он знал жизнь дома в мельчайших подробностях, осыпал хозяйку знаками сыновнего участия, а с Филлис держался снисходительно-ласково, как старший брат, – именно так и не более того. Когда он принялся с интересом расспрашивать меня о состоянии дел в Элтеме, миссис Хольман воскликнула:

– Ах! Следующая неделя будет для вас так непохожа на нынешнюю! Должно быть, вы приметесь за работу с большим усердием, но если о себе не заботиться, то можно опять заболеть. Тогда вам придётся вернуться к нам и нашей тихой жизни.

– Разве мне обязательно быть больным, чтобы снова вас посетить? – произнёс мистер Холдсворт с теплотою в голосе. – Боюсь только, что вы приняли меня слишком радушно, и теперь я стану докучать вам визитами.

Приехав на ферму, я привёз с собой дух деятельности, по которой мой начальник, полагаю, уже успел немного стосковаться. Потому неудивительно, что после недельного отдыха моё общество было для него отрадно. Во время одной из наших бесед я заметил, что Филлис посматривает на нас с печальным любопытством, однако, стоило ей встретиться со мною взглядом, она отвернулась, густо покраснев.

В тот вечер мне довелось коротко побеседовать с пастором. Я вышел на дорогу, ведущую в Хорнби, и решил прогуляться ему навстречу, так как миссис Хольман уснула за работой, а мистер Холдсворт давал Филлис урок итальянского. Когда священник заговорил со мной о моём друге, я был этому рад, поскольку мнение хозяина о госте очень меня интересовало.

– Да! Он мне нравится, – произнёс мистер Хольман с расстановкой, будто взвешивая каждое слово. – Нравится. Полагаю, моя симпатия к нему оправданна. Однако я не могу не чувствовать, будто пойман им в сеть, и поначалу даже почти испугался, что он увлечёт меня за собой против собственного моего суждения.

– Он славный – это несомненно. Мой отец очень его ценит, да и сам я хорошо с ним знаком. Я бы не привёл его сюда, если б не думал, что он вам понравится.

– Да, – отозвался пастор и, снова немного помолчав, продолжил: – Полагаю, он достойный человек. Иногда его речам не хватает серьёзности, и всё же они удивительны. Он словно бы оживляет Горация и Вергилия, рассказывая о своих путешествиях на их родину, где, по его словам, до сих пор… Но это всё равно что мелкими глотками пить горячительный напиток. Слушая вашего друга, я начинаю забывать о своём долге, и мне порою кажется, будто меня уносит бурный поток. Так, в минувшее воскресенье я говорил с мистером Холдсвортом о земных предметах, какие вовсе не подобает упоминать в святой день.

Между тем мы подошли к дому, и беседа наша прервалась. Но прежде чем тогдашний мой визит на Хоуп-Фарм завершился, я воочию увидел, что мой патрон и вправду, сам того не желая, приобрёл над её обитателями своеобразную власть.

Удивляться этому не приходилось, ведь жизнь его была намного богаче их жизней, и он умел рассказывать о ней так непринуждённо и притом так необыкновенно. Слова он охотно подкреплял рисунками, благо карандаш всегда имелся у него под рукой. Стоило отыскаться нескольким обрывкам бумаги, на них в считанные минуты запечатлелись механизмы, какие используют на севере Италии для подъёма воды, телеги для перевозки винограда, буйволы, пинии и множество всякой всячины. После того как все мы рассмотрели наброски, Филлис собрала их и унесла.

Эдвард Холдсворт! Со дня нашей последней встречи прошло немало лет. Ты был превосходным малым. Добрым малым. Но сколько скорби ты принёс тем, кто открыл для тебя своё сердце!

Вскоре я получил недельный отпуск, который провёл в доме своих родителей. Дела отца шли в гору: предприятие процветало к удовольствию обоих компаньонов. Несмотря на возросший достаток, скромное домашнее хозяйство велось по-старому, однако матушка теперь могла позволять себе кое-какие новые удобства. Меня представили супругам Эллисонам, и я впервые увидел хорошенькую Маргарет Эллисон, впоследствии ставшую моей женой.

Возвратившись в Элтем, я узнал, что в моё отсутствие наши руководители приняли то решение, о котором поговаривали уже давно: управление строительством железной дороги постановили перенести в Хорнби, куда Холдсворту и мне теперь надлежало перебраться, с тем чтобы как можно больше времени отдавать работе над завершением ветви. Эта перемена весьма способствовала нашему общению с обитателями Хоуп-Фарм. После дневных трудов мы пешком отправлялись на ферму и, проведя пару часов в благоухании цветов и трав, успевали вернуться до темноты. Пожалуй, мы охотно гостили бы и дольше: свежий воздух и сельские пейзажи казались моему патрону и мне куда привлекательнее душных городских комнат, которые мы сообща нанимали. Однако задерживаться в пасторском доме допоздна нам не случалось, ибо мистер Хольман, неукоснительно следовавший правилу рано ложиться и рано вставать, без лишних церемоний выпроваживал нас сразу же после вечерней молитвы. При мысли о том лете в моей памяти проходит длинная вереница счастливых дней и дорогих моему сердцу картин. До сих пор они не перепутались в моём мозгу, и я прекрасно помню, что жатва бывает после сенокоса, а яблоки сбирают после жатвы.