– Когда вернётся ваша матушка?

– Вероятно, с минуты на минуту. Но не исключено, что она задержится: ей нужно повидать больную миссис Мортон, у которой она может пробыть до обеда. Не пора ли вам, Пол, проведать мистера Холдсворта? Вдруг ему снова стало дурно?

Я исполнил просьбу кузины, но необходимости в этом не было: мой патрон стоял у окна, держа руки в карманах. Очевидно, он наблюдал за Филлис и мною в продолжение нашей беседы.

– Так это и есть та девушка, Пол, которую ваш добрый отец прочил вам в жёны? – спросил он, повернувшись ко мне. – В тот вечер, когда я прервал вашу с ним беседу, вы были настолько скромны, что объявили этот союз невозможным. Неужели вы и теперь придерживаетесь того же мнения? Минуту назад мне так не показалось.

– Филлис и я понимаем друг друга, как брат и сестра, – ответил я твёрдо. – Будь я даже единственным мужчиной на земле, она не подумает назвать меня своим супругом. Да и мне непросто будет взглянуть на неё… – что-то помешало мне сказать «как на жену», – так, как того желает мой отец. Но мы очень дороги друг другу.

– Признаться, вы меня удивляете: не тем, что любите Филлис как сестру, а тем, что считаете невозможным полюбить столь прекрасную женщину иной любовью.

Женщину! Прекрасную женщину! До сих пор моя кузина казалась мне милым, но угловатым ребёнком. Моему мысленному взору она по-прежнему представлялась в детском переднике поверх платья. Теперь мы оба, мистер Холдсворт и я, повернулись к окну и смотрели на неё: она только что кончила работу и, стоя к нам спиной, подняла над головою корзинку с опущенной в неё миской. Пират упоённо подпрыгивал и лаял, пытаясь завладеть тем, что представлялось ему богатой добычей. Наконец Филлис наскучило играть: замахнувшись на пса словно бы с намерением его ударить и скомандовав ему: «Тихо, Пират! Сидеть!» – она обернулась, чтобы посмотреть, не потревожило ли гостя её восклицание. Увидев нас, она вся покраснела и заспешила прочь, сопровождаемая Пиратом, который по-прежнему играючи увивался вокруг хозяйки.

– Хорошо бы сделать с неё набросок, – сказал мистер Холдсворт, поворотясь ко мне.

Он вернулся в кресло и молча просидел минуту или две, после чего опять встал.

– Сейчас я бы многое отдал за книгу. Чтение успокоило бы меня, – сказал он и принялся оглядывать комнату. На краю доски для игры в однопенсовики хозяева оставили несколько томов. Мистер Холдсворт стал вслух читать заглавия на корешках: – Комментарии Мэтью Генри, часть пятая, «Полное руководство домашней хозяйки», Берридж «О молитве»… Данте «Ад»?! Кто же это читает? – воскликнул он в крайнем удивлении.

– Филлис. Я ведь говорил вам: не помните? Она к тому же знает латынь и греческий.

– Ну разумеется! Я помню! Просто не сразу смог сопоставить ваши рассказы с тем, что вижу. Выходит, эта тихая девушка, что столь усердно хлопочет по хозяйству, и есть та учёная особа, которая повергла вас в отчаяние своими вопросами, когда вы впервые сюда явились? Конечно! Та самая «кузина Филлис»! А вот её заметки: она выписала трудные устаревшие слова. Хотел бы я знать, каким словарём она пользуется. Баретти ей здесь не поможет. Постойте-ка! У меня при себе карандаш. Я подпишу наиболее расхожие значения, чтобы немного облегчить ей труд.

Сев с книгой и листком за круглый столик, мистер Холдсворт занялся написанием объяснений и дефиниций, что было мне не вполне по душе, хотя почему, я и сам точно не знал. Вероятно, мне показалось, будто мой патрон ведёт себя слишком вольно. Едва он успел завершить свою работу, вложить листок в книгу и вернуть её на прежнее место, как с улицы послышался шум колёс. Выглянув в окно, я увидел миссис Хольман: она сошла с двуколки, принадлежавшей соседу, и, сделав перед ним книксен в знак благодарности, направилась к дому. Я вышел ей навстречу.

– Ах, Пол! Как мне жаль, что я задержалась! Томас Добсон сказал, что, если я подожду четверть часа, он… Но где же ваш друг? Я надеюсь, он приехал?

Появившись в этот самый момент, Холдсворт со свойственной ему приятностью взял руку миссис Хольман и сердечно поблагодарил её за приглашение, прибавив, что уже ощутил прилив сил.

– Я чрезвычайно рада вам, сэр! Мысль о том, чтобы пригласить вас к нам, пришла на ум моему мужу. Я было подумала, что в нашем тихом доме вы станете скучать, ведь Пол говорит, вы столько путешествовали… Но мистер Хольман сказал, что немного скуки, вам, вероятно, не повредит, раз вы не совсем ещё здоровы. Потому мы решили просить Пола вас привезти. Надеемся, сэр, вам будет здесь хорошо и вы погостите у нас подольше. Предложила ли вам Филлис чего-нибудь поесть и выпить? Если хотите набраться сил после болезни, вам следует кушать понемногу, но часто.

И она начала без церемоний, с бесхитростным материнским участием расспрашивать гостя о его здоровье. Он, казалось, тотчас понял её простую добрую душу, и они прекрасно поладили между собой. С пастором, возвратившимся домой под вечер, мистер Холдсворт сошёлся не так скоро, ибо при первой встрече мужчины обыкновенно испытывают некую естественную взаимную антипатию. Однако и гость, и хозяин очень старались эту антипатию преодолеть, хотя каждый из них и рассматривал другого как образчик чуждой породы людей.

В воскресенье после обеда мне пришлось покинуть Хоуп-Фарм, поскольку в Элтеме меня ждали не только собственные мои дела, но и обязанности мистера Холдсворта. В том, что в моё отсутствие на ферме будет царить полное согласие, я уверен не был: ещё до того как я уехал, почтенный пастор и мой друг, которого я так превозносил, успели раз или два разойтись во мнениях. В среду я получил короткую записку, в которой Холдсворт просил прислать ему кое-какие книги, теодолит и другие геодезические инструменты – всё это нетрудно было передать в Хитбридж по выстроенной нами ветви. Я отправился к своему патрону на квартиру и собрал то, что значилось в списке: итальянский, латынь, тригонометрию. Из одних только книг, без приборов, вышла увесистая посылка. Мне стало любопытно, как обстоят дела на Хоуп-Фарм, однако отправиться туда я смог лишь в субботу.

Сойдя с поезда, я увидел Холдсворта, пришедшего в Хитбридж, чтобы меня встретить. Он был уже совсем не тот, каким я его оставил: за несколько дней его кожа потемнела, в глазах заблестели искорки, апатия рассеялась. Я сказал ему, что с виду он очень поздоровел.

– О да! Жду не дождусь, когда снова начну работать. Неделю назад я и помыслить боялся о делах, теперь же мне не терпится к ним вернуться. Деревенский воздух творит со мною чудеса.

– Выходит, вы довольны своим пребыванием на ферме?

– Хоуп-Фарм – место по-своему удивительное. Там так спокойно, как и должно быть в деревне, однако нет той скуки, какую я всегда считал неотъемлемой частью сельской жизни. Пастор – умнейший человек и интересный собеседник.

– Так вы с ним ладите? Признаться, я опасался, что вы не сойдётесь.

– Боюсь, раз или два я был очень близок к тому, чтобы рассердить его преувеличенным заявлением или необдуманным оборотом речи. Беседуя с людьми обыкновенными, мы, как правило, взвешиваем слова с меньшим тщанием, но, увидев, как легко оскорбить слух почтенного пастыря, я начал строже за собою следить. Полагаю, это упражнение весьма полезно: я стал привыкать выражаться так, чтобы в точности передавать свои мысли, не производя при этом пустых эффектов.