нашла — но вместе с мертвым телом аспирантки Тихомировой, а теперь ее — о, какой позор! — на глазах всего лагеря в наручниках уводят в машину полиции!

Нет, от такого позора ни за что не отмыться, неужели придется увольняться после всего случившегося?!

О том, что она может сесть за решетку всерьез и надолго, Кузнецова не думала, а зря, ведь, как потом рассказал ей следователь Князев, в ее вещах, в ее личной палатке был найден носовой платок (белоснежный, с инициалами МК) весь в крови.

Согласно экспертизе, кровь принадлежала убитой Людмиле Тихомировой.

1868 г. Санкт-Петербург

Во второй половине XIX века Санкт-Петербург по праву считался одной из самых криминальных столиц Европы. В городе расцветали крупные хулиганские группировки, такие как песковцы, вознесенцы, владимирцы, рощинцы и гайдовцы. С малолетними беспризорниками, озорничавшими на улицах, никто не хотел связываться. Но и им было далеко до настоящих преступников и воров города, были многие улицы и проулки, куда с наступлением темноты было заходить весьма опасно — Апраксин, Щербаков переулки, где днем и ночью не прекращались драки и поножовщина, убийства и разбой.

Но сейчас, практически темной ночью, Прохор Лукьянович спокойно шел по Щербакову переулку в сторону Сенного рынка — его и его хозяина тут знала каждая собака, и ему не приходилось беспокоиться ни за свою жизнь, ни за свой кошелек.

Хотя старый карманник вполне мог дать фору молодым, это другим нужно было беспокоиться за свои деньги, если рядом орудовал Проша.

Хорошие профессиональные карманники считались элитой среди преступного мира Санкт-Петербурга. А Проша Золотой в свое время возглавлял эту самую элиту. Профессия у него была вполне прибыльная, жил он всегда на широкую ногу, да и специальность была окутана таким романтическим ореолом, что многие обедневшие мещане просто мечтали выдать своих дочерей за Прохора.

Он работал практически на передовой преступного мира, где каждое дельце грозило тюрьмой. И чтобы не попасть за решетку, тогда еще молодой парень оттачивал свое искусство до совершенства.

И это ему отлично удалось, хотя, как говорят в народе, таким нужно было родиться или иметь необычайный талант — кроме железной выдержки и хладнокровия, нужны были необычайная ловкость пальцев, подвижность суставов и, конечно же, резвость ног, чтобы убежать от заметившего кражу городового или разгневанного хозяина кошелька.

Потому Проша многие часы и дни проводил в постоянных тренировках, да и много запретов было у ловкого парнишки — курение табака уменьшало чувствительность пальцев, бессонные ночи с женщинами или за рулеткой мешали бдительности и внимательности, что уж и говорить про рюмки спиртного, которые могли поставить жирный крест на всей карьере мастера карманной тяги.

Но Проша со всем справлялся, ему удавалось уводить вполне приличные деньги, он долгое время трудился марвихером — то есть специализировался на богатых и знатных гражданах города, он трудился на светских раутах, балах, бывал во дворцах венценосных особ, дипломатических посольствах, там, где водились немалые деньги, которыми можно было поживиться. Именно во время одной такой миссии он и познакомился с господином Даниилом Акулиным. Ну, не просто так познакомился — он пытался стащить у того бумажник и был практически пойман за руку, что не помешало им в скором времени близко познакомиться, сдружиться и даже работать вместе.

Еще в молодости главным кошмаром для Проши была рано или поздно наступающая старость, когда кончики пальцев теряют свою чувствительность, когда реакция притупляется в силу возраста, когда сбежать от ищеек становится все труднее. И тогда придется уйти на воровскую пенсию.

Но и тут ему повезло — познакомившись с сильным мира сего Железным Данко и начав на него работать, Проша все же не ушел из профессии — он стал вроде преподавателя в подпольной воровской академии, где в свободное от хлопот время обучал азам и искусству преступного ремесла молодых и талантливых подмастерьев.

Оценки в академии ставила сама жизнь и облапошенные клиенты, или, как называли их воры, кролики. Таких кроликов по городу набиралось за день до пятидесяти голов, и это был далеко не максимум.

А выпускной экзамен был, с одной стороны, прост, с другой — его сдать было нереально, и без везения и таланта пройти его было чрезвычайно трудно. Нужно было вытащить кошелек у «кролика», пересчитать деньги, вложить туда визитку популярной мамзели, скрашивающей темные вечера, — и вернуть кошелек в карман жертве, да так, чтобы облапошенный ничего не почувствовал.

Прохор улыбнулся в пышные усы, вспомнив молодые бурные годы, а было что вспомнить.

Он практически подошел к Сенному рынку, который поздней ночью освещался лишь лучами тусклой луны.

Проша миновал темные павильоны, у третьего с конца магазинчика с неразборчивой вывеской «Вина Удъльного Въдомства», с большой табличкой на двери «Имъются въ продажъ вина товарищества Д. Соколовъ и Ко» старик тихонько постучал по заколоченному окну.

Сначала ничего не происходило, затем раздался глухой раскатистый бас из недр магазина:

— Это кто там шляется по ночам, добрым людям почивать мешает? Вот я сейчас тебе задам!

Прохор громко кашлянул и спросил:

— А портной Депре принимает здесь или на Гороховой?

— Гороховая сто сорок пять, вход со двора, — уже ласковее ответили. — Только по пятницам просил не беспокоить.

— Так я не для себя, а для внучки Дашеньки!

— Дашеньки, конечно же. — Дверь в магазин приоткрылась, но как только Прохор шагнул в темное и сырое помещение, то сразу же увидел нацеленный на него ствол ржавого нагана.

— Заходи, Золотой! Давно ждем, что же твоя Дашенька задумала? — Цыган сплюнул сквозь гнилые зубы и продолжил целиться в старика.

Новгородская область. Батецкий район. Наши дни

«Майка, выходи. Помоги по старой памяти, разговор есть», — Виноградова весьма удивилась странной эсэмэске в двенадцать часов ночи.

Телефон, с которого пришло послание, был незнаком, но, как натура весьма любознательная, Майя, немного позевав и постаравшись тихо переодеться в джинсы, чтобы не разбудить вездесущую Белинскую, выползла из палатки.

И почти сразу налетела на следователя Князева.

— Ой, Дмитрий Сергеевич, это вы мне эсэмэс прислали? А я все гадала! — улыбнулась девушка.

— Можно просто Дима, а лучше Митька. Да, я прислал. Не разбудил?

— Нет, все нормально. А что за ночные рандеву?

— Извини, но днем некогда. Я тут днем как лицо официальное, и по лагерю столько народу шляется, и эти с транспарантами орут, поговорить с тобой мы не успели толком. Пошли? — Дима предложил Майе руку.

— Куда?

— Туда же! — ехидно улыбнулся парень.

— На Шумку, что ли?

— Конечно, пошли.

Лагерь был разбит в поле, совсем недалеко