ко всему живому. Другой, потрясенный и напуганный, мысленно увидел, как прямо перед ним выросла непреодолимая стена, разделившая его жизнь на две неравные части: до и после. И ощутил, как словно вода из дырявого сосуда, из него вытекает что-то очень важное, а внутри образуется звенящая пустота.

В машину Скоробогатов вернулся только после того, как убедился, что вокруг никого нет. Место было глухое, автомобили проносились по шоссе в обе стороны не останавливаясь, и Антон решил не пороть горячку: не гнать, не шарахаться от людей, в общем, вести себя как обычный законопослушный гражданин.

Всю дорогу до Вышнего Волочка Скоробогатов думал, что делать, если его остановят или он не сможет уйти от погони. Собственно, в голову лез только один ответ: отстреливаться даже если их будет намного больше, поскольку за убийство милиционера, в лучшем случае, его посадят, после суда вкатят в затылок пулю, а за найденный в кейсе миллион, добавят ещё парочку. В худшем же, его будут убивать в камере, долго и изощренно превращая в кусок окровавленного мяса.

До Вышнего Волочка Антон добрался без происшествий. На окраине он зашел в магазин, купил бутылку водки, кое-какой еды, но задерживаться в городе не стал. Машину милиционера могли опознать родные, друзья и те же коллеги, которые по известному подлому закону, попадались ему чаще обычного.

Позавтракал Скоробогатов в дороге. Одной рукой он держался за рулевое колесо, другой - поочередно брал то хлеб, то колбасу, то бутылку с пепси. Ел он жадно, почти не жуя, словно торопился поскорее покончить с этим неинтересным, но необходимым делом. Иногда, не успев прожевать, он открывал рот и длинно отрыгивал газировкой, а затем, с каменным лицом вновь принимался за еду.

Не доехав до Петербурга нескольких километров, Антон не утерпел и свернул на проселочную дорогу. Остановившись, он нашел в багажнике инструменты и около получаса провозился с наборным замком синего чемоданчика. Ему жалко было ломать дорогой "дипломат", который представлялся ему символом его благополучия, а потому он сделал все предельно аккуратно - замком можно было пользоваться, но без шифра. Когда же Скоробогатов наконец раскрыл чемоданчик, у него перехватило дыхание миллион долларов выглядел именно так, как Антон и предполагал.

В Петербург Скоробогатов въехал около семи вечера. Небо над северной столицей было свинцово-серым, накрапывал мелкий дождь и как всегда в такую погоду, дул холодный пронизывающий ветер.

Антон быстро нашел знакомый дом, но машину решил бросить не ближе, чем за два квартала от своего предполагаемого убежища. Он загнал её в проходной двор, огороженный четырьмя блочными высотками, взял "дипломат" с деньгами, водку и даже толком не закрыв дверцу, бодрым, спортивным шагом отправился к приятелю.

Скоробогатову не повезло - Петухова не оказалось дома, и Антон с опозданием вспомнил, что его приятель редко проводит вечера в своем жилище. Гуляка и искатель приключений, Петухов заявлялся домой лишь для того, чтобы привести себя в порядок и переодеться. В этом смысле, он вполне оправдывал свою фамилию и кличку. Петухов любил подраться, и если вечер прошел без ссоры, считал его потерянным. В одежде он руководствовался не сочетаемостью предметов туалета и даже не модой, а собственным довольно странным вкусом: все что он покупал и шил на заказ, было вызывающе ярким и носило отпечаток провинциальности. И даже малиновый пиджак, из которого два года назад Петухов не вылезал, "малиновым" можно было назвать с большой натяжкой. Он был скорее кумачевого цвета, и при виде широкой спины Петухова хотелось взять кисточку, бронзовую краску и начертать на ней соответствующий символ - серп и молот.

Потоптавшись у двери, Скоробогатов спустился на улицу и закурил. Он не имел понятия, что ему делать дальше. В машину возвращаться не хотелось она казалась ему опасной. Искать Петухова с чемоданом денег по знакомым борделям было не менее рискованно. Он чувствовал, что тайна синего чемоданчика с загадочным тисненым вензелем написана у него на лице. Антон имел достаточный опыт и знал, какими иногда бывают проницательными те люди, которые проводят вечера в подобных заведениях, и прекрасно представлял, чем могут закончиться его поиски Петухова. Поэтому, оставалось только ждать и надеяться, что его питерский приятель все же вернется ночевать.

Правда, существовал ещё один вариант: в свой последний приезд, около двух лет назад, Скоробогатов провел несколько часов в гостях у девицы, с которой познакомился в ресторане "Кавказский". Утром он записал её номер телефона и теперь всерьез подумывал, не навестить ли старую знакомую, тем более, что Лариса оказалась очень необычной партнершей.

Для того, чтобы позвонить, нужны были жетоны, но идти пешком разыскивать станцию метро не хотелось, и Антон решил в последний раз попользоваться машиной убитого милиционера. Он вернулся в проходной двор, сел за руль и на какое-то время задумался.

Мечта его осуществилась как-то на удивление легко: рядом на сиденье лежал миллион долларов, но развернуться во всю ширь здесь было невозможно. Это напоминало ситуацию с покупкой охотничьего ружья: он держал его в руках, но чтобы насладиться стрельбой, надо было ещё добраться до леса.

Тягостные мысли о том, что ждет его в случае поимки, возвращались к Скоробогатову все чаще и чаще - сказывалась усталость. Он нисколько не раскаивался и не жалел о случившимся. Смущало Антона лишь то, что неудачи преследовали его одна за другой: разбитая машина, милиционер, а теперь вот Петухов. В самом начале ему казалось, что достаточно придерживаться разработанного плана, и все само пойдет как по маслу. Однако, на деле оказалось иначе: для воплощения плана требовалось как минимум везение, а у него неприятности шли за неприятностью, и то, что он до сих пор оставался на свободе, Антон приписывал исключительно своей энергичности.

Откупорив водку, Скоробогатов отпил два глотка прямо из горлышка и пристроил бутылку на сиденье. Горячая волна пролилась по пищеводу и почти мгновенно в голову ударил хмель.

Решение выпить к нему пришло как-то неосознанно. До сих пор Антон крепко держал себя в руках, но душевные силы уже были на исходе, ему требовался отдых от собственных мыслей, которые вертелись в основном вокруг возможного наказания, и чем больше Скоробогатов думал об этом, тем труднее ему было сохранять спасительное хладнокровие.

Отхлебнув водки, Антон почувствовал некоторое облегчение. Он словно обрел наконец искомое равновесие: нервы успокоились, проблемы разом потускнели и стали казаться вполне преодолимыми, а внутри сделалось тепло и комфортно.

Отпив ещё два глотка, Скоробогатов увидел,