Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Хорошо, не буду тебе надоедать. Ты свободен после совещания?
- Да, сегодня вечером свободен. Завтра в восемь утра на отделении конференция, нам с тобой необходимо присутствовать, так что лечь лучше пораньше. Но я целый день не был на воздухе, хочу продышаться. Пройдёмся вечером хотя бы вверх по холму? Там на углу Роял Мэдоу роуд и Краунридж драйв мой хороший приятель живёт, хочу вас познакомить.
Интересно. Ни с кем из друзей, а уж тем более из членов семьи Барбакова я пока вне работы не общалась. Вся жизнь у него на отделении, и приятели - такие же загруженные врачи. Правда, мне пришлось удивиться, когда как-то раз он позвал меня пообщаться по видеосвязи с его родителями, которые жили в России. Те, видно, привыкли к тому, что сын ничего не рассказывает о своей жизни, и потому даже не удивились, что он женился. На видео у них были какие-то заискивающие выражения лиц. Побаиваются собственного сына. Бедолаги.
Вечером после ужина мы свернули с нашей пологой Роял Мэдоу плэйс и медленно брели вверх по Роял Мэдоу роуд. Барбаков показал на дома, стоящие бок о бок:
- Здесь живут две семьи: физик Петров с женой - очень известные исследователи, звёздные астрономы. Делают тут в США расчёты для телескопов нового поколения. Рядом – их дочь с мужем. Я с ними лично не знаком, но говорят, эта дочь нашлась только несколько лет назад. Её в детстве похитили, представляешь. Был суд, мать даже убить после попытались. Слава богу, выкарабкалась. У нас на отделении долечивала простреленный позвоночник, уже ходит, - правда, пока с палочкой. От коллег, у которых она наблюдалась, я и знаю эту историю.
- Какой ужас! – поёжилась я. - Здесь ещё и детей похищают? Небезопасный, однако, райончик! Ты не думал переехать?
- Да нет, девочку похитили в России. Здесь безопасно, круглые сутки всё под наблюдением… Одну жительницу нашего микрорайона полгода назад арестовали - она пыталась убить сестру. Её дом выставлен теперь на продажу за долги их с отцом юридической фирмы. Кажется, её звали Анна... Кстати, вон на углу с Регал Виста драйв – тоже дом русской женщины, Майи Васильевой, её сын в ФБР работает. А дальше – ближе к Сан-Диего фриуэй, отсюда не видно – в ту сторону вниз по холму Регал Виста дом одного репродуктолога, он давным-давно от нас ушёл и основал собственный медцентр, я ещё аспирантом был тогда. Марк Иолковский, живёт с женой и сыном. Так что русских по соседству пруд пруди. Считай, второй "русский район" в Лос-Анджелесе после Санта-Моники. Или третий - после Западного Голливуда.
- Интересно! Спасибо, что показал-рассказал, - откликнулась я. - И ты бы это... Завтра зашёл всё-таки к тому дядечке, которого сегодня оперировал. Извинился за свой ор. Зачем нервировать больного - тебе нужна ятрогения в период восстановления?
- Хорошо. Конечно, завтра зайду во время обхода и всё объясню, - согласился Евсей. - Устала подниматься? Всё, больше подъёма не будет, Краунридж драйв - улица ровная.
- А кто он – твой друг? – полюбопытствовала я.
- Работал у нас на отделении много лет, гениальный нейрохирург. Сейчас с возрастом и по состоянию здоровья оставил работу, уже года три как на пенсии. Но я до сих пор с ним советуюсь по поводу сложных случаев. Валерий Исидорович Зеленцов. Ну! – с сожалением цокнув языком, Барбаков остановился у небольшого дома. – Огни погашены. Уже спать, наверное, лёг.
- Как спать – ведь только полдевятого? – удивилась я.
- Пожилой он уже, да и нездоров.
- Может, просто отъехал?
- Он у нас такой, что кукухой бы не отъехал! Э-э… - Барбаков огляделся в тусклом свете редко расставленных фонарей. - Нет – вон машина стоит. Ладно, пойдём обратно.
Я удержала его за руку.
- Нет, постой. Раз пожилой… Может, зайдём, проверим?
- Да ты что, перестань. Неловко беспокоить. Познакомишься завтра вечером - куда торопиться? Это ведь не к спеху. - Барбаков потянул меня за собой. - Дай отдохнуть пожилому человеку. Нам вообще-то тоже спать скоро ложиться, учитывая завтрашний день.
От спокойствия этого дома веяло чем-то мрачным. Я называю это «темнотой» и отпускаю на волю интуицию. Дважды в жизни я видела «темноту» - и списала её на случайное, ничем не подкреплённое ощущение. В третий раз я совершать ту же ошибку была не намерена – и поэтому решительно, не успел фиктивный муж и слова сказать, полезла через низенькую, в полметра высотой, символическую оградку. Барбаков, вздохнув и покачав головой, был вынужден последовать за мной.
- С чего это он оставил дверь открытой, если лёг спать! – я ускорила шаги, вбежала в дом и включила свет.
Хозяин лежал на полу; рядом валялись пустые упаковки из-под таблеток и записка на английском: “Time to pay” (“Время расплаты").
- Твою мать! – бросился к нему Барбаков; я вызвала девять-один-один – и скоро мы уже ехали в нашу больницу, ту самую, где работали мы с Барбаковым и этот несчастный когда-то давно: ведь она была ближе всего.
Пока мы ехали, я вспоминала два случая, когда уловила вопреки кажущемуся благополучию: что-то не так. И дважды ничего не предприняла...
Первый раз – это случилось на втором курсе… Во Вконтакте у меня в друзьях была приятельница из параллельного класса, с которой мы со дня выпуска из школы общались только дистанционно. Она вдруг сменила аватарку; и, хотя на свежей фотографии она выглядела прекрасно и улыбалась, я ощутила то, что назвала «темнотой». Это было странно: ведь новое фото было снято в яркий солнечный день. Но мне оно отчего-то показалось мрачным, от него повеяло «тьмой». Так сформулировать я смогла гораздо позднее – уже на похоронах. Через несколько дней после размещения этого фото Юля покончила с собой от несчастной любви, о которой никто из нас не догадывался.
Тогда я не придала этому значения; но полтора года назад история повторилась. Я пришла в гости к своей знакомой, которая была на три курса младше; девчонка умная, толковая, мы с ней общались, хотя я уже училась в ординатуре. Недавно Тамара родила, выписалась из роддома и пригласила меня посмотреть на малышку; я помню её счастливого мужа, довольных родителей, помогавших ей с младенцем, и её саму – сияющую от гордости и удовольствия. Но что-то мне не понравилось в её глазах;