— Пустая трата… — сердито пробормотал мальчик-солдат, откинулся на мох и уставился на клочки неба, просвечивающие сквозь густую листву. — Столько магии сгорело зря… То, что я сделал, задержит рубку деревьев, но не остановит. И хотя это напугает и удивит их, боюсь, они лишь задумаются о том, как справиться с трудностями, однако от своего замысла не откажутся. Я знаю, что моя задача — избавить наши земли от захватчиков: но мне неизвестно, как именно это сделать. Это по-прежнему ускользает от меня.

— Магия не ставит перед человеком неразрешимых задач, — успокаивающе проговорил Джодоли, и в словах его слышался ритм, похожий на движения старой пилы.

— Возможно. Но мне всегда твердили, что, когда ты встаешь на верный путь, магия освещает его и все делает ясным. Со мной такого не произошло, Джодоли. Я пребываю во тьме и пытаюсь на ощупь найти решение задачи, у которой его, похоже, вовсе нет.

Было странно слышать свой голос без сознательного намерения говорить. Крайне странно — и холодок страха пробежал по моей коже.

Джодоли было явно не по себе от того, что мальчик-солдат признался ему в своей ущербности. Я знал, что великие редко становятся близкими друзьями: они бывают союзниками, а чаще — соперниками. Силу следует накапливать и направлять на благо собственного клана. Признание в том, что я истратил огромные запасы магии зря, смутило Джодоли, он устыдился за меня. Мальчик-солдат понимал, что нет смысла утаивать от него эти сведения. Возможно, Джодоли догадывается, как справиться с нашей бедой.

Впрочем, даже если так и было, он не стал делиться со мной своими предположениями.

— Я уверен, в свое время магия откроет тебе, что ты должен сделать, — ответил он.

Он бросил косой взгляд на Фираду, и лишь тогда я заметил, насколько она потрясена. Неожиданно я понял, что великие никогда не признаются в своем невежестве. То, что мальчик-солдат это сделал, испугало ее. Спеки обращались к своим великим за наставлениями и указаниями. Или в них нет магии леса, показывающей им, что они должны делать? Признание в том, что он не ощущает воли магии, испугало ее. Что, если даже магия не сможет остановить захватчиков? Что, если даже великие спеков не смогут их спасти? Мальчик-солдат пожалел о сказанном.

— Уверен, что так и будет. Просто я устал и обескуражен и потому сказал то, что сказал.

— Разумеется. Поешь и восстанови силы, и все будет хорошо.

Мальчик-солдат грустно кивнул.

— Пройдут дни, прежде чем я восстановлю хотя бы треть своего веса, и месяцы, прежде чем накоплю прежний запас магии. Это было ужасным расточительством.

— Зачем ты это сделал? — спросил Джодоли.

Мальчик-солдат молча покачал головой. То его признание уже было ошибкой. Если он скажет им с Фирадой, что виной всему невежественная гернийская часть его «я», это их только запутает. И возможно, восстановит против него. Он не мог такого допустить. Я начинал подозревать, что для выполнения поставленной перед ним задачи ему потребуется вся помощь, какая только возможна. И вся сила.

Его снова захлестнула волна голода, и он внезапно осознал, что его терзает страшная жажда.

— Вода еще осталась? — спросил он.

— Может, вон в том мехе, — сдержанно ответил Джодоли и указал рукой, но не сдвинулся с места, чтобы передать мне мех.

Я вдруг осознал еще один промах мальчика-солдата. Джодоли ему не кормилец, чтобы заботиться о его нуждах. Фирада неподвижно стояла поблизости, вполне осведомленная, что в ее обязанности не входит что-либо ему предлагать. Он с трудом сел и дотянулся до меха. Тот оказался неполным, но все же с водой.

— Где тот мальчик? — напившись, жалобно спросил он. — Как там его зовут?

— Ликари, — ответила Фирада, — моего племянника зовут Ликари.

От воды ему стало полегче, но сосредоточиться на чем-то, кроме пищи, все еще оставалось непросто.

— Твой племянник. Я думал, скорее, младший брат.

— Нет, он мой племянник. Сын Оликеи.

Я постарался ничем не выразить смятения.

— Я не знал, что она… замужем, — мне пришлось перейти на гернийский язык, чтобы найти нужное слово.

Фирада выглядела озадаченной. У спеков такого понятия не было. Чувство вины Невара, вызванное тем, что он прелюбодействовал с замужней женщиной, на мгновение просочилось и в мое спекское «я».

— А что такое «замужем»? — спросила Фирада, выговорив слово так, словно оно могло обозначать болезнь.

— Слово из другого времени и места, — небрежно отмахнулся мальчик-солдат, отчетливо встревоженный тем, с какой легкостью я способен влиять на его мысли и слова. — Оно означает, что она привязана к мужчине. Преданна настолько, что готова выносить его ребенка.

Фирада нахмурилась.

— Я не помню, кто зачал Ликари. Может, Оликея знает. Она только-только стала женщиной, когда решила его родить, и ей быстро надоело о нем заботиться. Она обращает на него внимание, только когда он может быть чем-то ей полезен.

Возмущение Невара таким положением вещей столкнулось с уверенностью мальчика-солдата, что это не имеет особого значения. Ребенок принадлежит к своему кровному клану. О нем позаботятся, даже если его собственная мать не примет на себя этой обязанности. Несколько мгновений ушло на то, чтобы буря у меня в душе утихла. Испытывал ли мальчик-солдат такое же разочарование, как я сейчас, когда я распоряжался собственной жизнью? Я подозревал, что да. Гернийская часть меня словно отстранилась, способная думать и оценивать ситуацию, но не действовать. Теперь я знал, что могу влиять на мысли мальчика-солдата, но не управлять его поступками. Все, что я мог сделать, — это побудить свое другое «я» к размышлению и вынудить его сопоставить два разных мира, создавших эту раздвоенность.

Он молчал слишком долго. Фирада и Джодоли как-то странно на него посматривали.

— Пожалуй, я поторопился, отослав Оликею. Возможно, мальчик сумеет позаботиться обо мне, пока я не подберу кого-нибудь более подходящего.

Джодоли отвернулся и сжал губы в характерном для спеков отрицании.

— Должно быть, ты отважнее меня — заметил он, по-прежнему не глядя на меня. — Выбрать такого юного и неумелого кормильца. Ликари знает некоторые виды еды, необходимой тебе, кроме того, он достаточно умен, чтобы быстро освоить свои обязанности. Но удобств определенного рода тебе будет недоставать. Если, конечно, ты не предпочитаешь удобства иного рода.

Он выразил свое предположение обиняками, но смысл я уловил. Невар был оскорблен. Мальчик-солдат ответил прямо и резко:

— Я отослал Оликею прочь. Если ей нет дела до этого ребенка, с чего бы мне давать ей другого? И, настолько истощившись, я вряд ли вскоре возжелаю женщину. Сейчас мне первым делом нужны еда, питье и отдых. Мальчику вполне по силам обеспечить меня первым и вторым, за последнее же я возьмусь сам.