Мое тело, от макушки до пяток, начало покалывать, как бывает с затекшей от неподвижности ногой или рукой. Откуда-то из глубин моего существа мальчик-солдат призвал силы и заставил меня сесть. Моя спекская часть, так долго подчинявшаяся гернийской, презрительно огляделась по сторонам. Затем, словно бы стягивая с себя пропотевшую рубашку, он освободился от меня. В этот миг, когда он нас разделил, я, герниец Невар, внезапно превратился в стороннего наблюдателя. Он посмотрел на свое истощенное тело, на пустые складки кожи там, где некогда хранились огромные запасы магии. Я чувствовал его недовольство мной. Невар растратил его богатства на временное решение, которое никого не спасет и ничего не изменит. Он приподнял сморщившуюся кожу у себя на животе и тут же со стоном отчаяния выпустил ее. Вся магия, украденная им у жителей равнин с Танцующего Веретена, и вся, которую он старательно копил с тех пор, пропала. Глупо растранжирена в бесполезном выплеске силы. Целое состояние отдано за безделушки. Он снова приподнял складки кожи и отпустил их. Его глаза налились слезами ярости, следом пришел румянец стыда. Он был полон магии, на вершине могущества — и бездумно все растратил. Он скрипнул зубами от позора и унижения. Он выглядел как голодающий, слабак, не способный позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы защитить свой клан. Этот бездельник Невар ничего не знает ни о великих, ни о магии. Он даже не сумел выбрать хорошую кормилицу, а просто принял первую же женщину, предложившую себя на эту роль. По крайней мере, это можно быстро исправить. Он поднял глаза и сурово смерил взглядом Оликею.

— Ты мне не кормилица.

Оликея, Джодоли и Фирада удивленно уставились на него — так они могли бы смотреть на заговоривший камень. Оликея потрясенно приоткрыла рот, на ее лице одно выражение быстро сменяло другое. Обида, потрясение, сожаление и гнев боролись за власть над его чертами.

Как Невар, я наблюдал за разворачивающейся перед моими глазами драмой, будучи скорее зрителем, чем участником. Я слышал и видел, но не мог говорить и управлять телом, в котором находился. Я был осведомлен о его мыслях. Мог ли я на них влиять? Я не находил в себе даже желания попробовать. Возмущение моего спекского «я» тем, как напрасно я растратил нашу силу, лишало меня воли. Пусть сам разбирается с непомерными требованиями магии — и посмотрим, справится ли он лучше!

С мрачным удовлетворением я наблюдал за тем, как Оликея пытается совладать с собственным лицом, придать ему озабоченное, а не оскорбленное выражение. Этот человек еще никогда не разговаривал с ней в подобном тоне. Она злилась, но старалась, чтобы ее голос звучал спокойно.

— Но, мальчик-солдат, ты еще очень слаб. Тебе нужно…

— Мне нужна еда! — отрезал он. — А не бесполезная болтовня и скулеж. Еда. Настоящая кормилица сначала позаботилась бы о моих нуждах, а упреки и жалобы приберегла на потом.

Внутри моего изможденного тела я двигался, точно тень позади мальчика-солдата. Спекская сущность захлестнула меня своим видением мира. Я сдался и замер. Оликея искоса взглянула на сестру и Джодоли. Ей не нравилось, что ее унизили в их присутствии.

Она расправила плечи и предприняла новую попытку — с по-матерински заботливой настойчивостью:

— Ты голоден и слаб. Посмотри, до чего ты довел себя. Сейчас не время капризничать, мальчик-солдат. Прекрати говорить глупости и позволь мне позаботиться о тебе. Ты сейчас не в себе.

Я улыбнулся в полном единодушии с мальчиком-солдатом. Она и не представляла, насколько она нрава.

Неожиданно я уловил в воздухе слабый аромат чего-то жизненно необходимого, а он повернулся на запах, напрочь забыв об Оликее. Маленький обгоревший на солнце мальчик вернулся с полной корзиной ягод. Он спешил так, что пухлые щечки забавно вздрагивали.

— Я принес тебе ягоды! — крикнул он, подбегая.

Он встретился со мной взглядом и, вероятно, сообразил, что я еще не должен был прийти в себя. В детских глазах вспыхнул ужас от того, насколько исхудало мое тело, но тут же сменился сочувствием. Мальчик бросился ко мне с корзинкой.

— Съешь их! Быстрее!

В спешке он наклонил ее, и несколько ягод просыпались на мох, словно драгоценные камни.

— Неуклюжий мальчишка! Дай мне! Они же для великого, — прикрикнула на ребенка Оликея.

Малыш весь съежился и протянул корзинку ей. Когда Оликея протянула за ней руку, Джодоли отвернулся, а Фирада нахмурилась.

— Нет, — твердо вмешался мальчик-солдат.

— Но ты должен съесть их, мальчик-солдат. — Оликея мгновенно сменила предназначавшуюся ребенку суровость на льстивую вкрадчивость. — Они помогут тебе восстановить силы. И тогда мы сможем приступить к восполнению твоей магии. Но сначала ты должен съесть эти ягоды.

Запах, острый и искушающий, коснулся его ноздрей, и он содрогнулся от вожделения, но сцепил руки, чтобы не выхватить корзинку.

— Нет. Я ничего у тебя не возьму. Мальчик принес мне дар. Пусть сам его и преподнесет. Честь служить великому принадлежит ему.

Невар залился бы румянцем, произнося эти слова. Он никогда не требовал к себе подобного почтения. Но это был не Невар, даже если бы я думал о нем как обо «мне». Это был кто-то другой, а я оставался лишь его безмолвной тенью.

Оликея задохнулась от возмущения, прищурилась, и я предположил, что она собирается спорить, но вместо этого она резко встала, отвернулась и двинулась прочь. Джодоли и Фирада смотрели ей вслед, но мальчик не сводил глаз с меня. Трепеща от оказанной ему чести, он упал на колени, прижимая к груди корзинку, и пополз ко мне. С его приближением запах пищи становился все соблазнительнее. Мальчик-солдат не стал забирать у него корзинку, а погрузил в нее обе руки, зачерпнул ягод и набил ими рот. Вскоре она опустела. Мальчик-солдат удовлетворенно вздохнул, и малыш просиял счастливой улыбкой. Он взлетел на ноги, но вспомнил о присутствии лесного мага и опять рухнул на колени. Не вставая, он попятился и, лишь отдалившись, вскочил снова.

— Я знаю, где найти желтые грибы! — воскликнул он и, прежде чем мальчик-солдат успел ответить, развернулся и умчался прочь.

Мое спекское «я» огляделось по сторонам. Я почти ожидал обнаружить вокруг деревню спеков, но нигде не заметил их укрытий, костров — ничего, что указывало бы на то, где мы находимся, точнее, чем «в глухой чаще горного леса».

— А где все? — услышал я вопрос мальчика-солдата и оценил, насколько глупо он прозвучал. Он перевел дыхание: — Джодоли, как я сюда попал?

— Ты истратил слишком много магии и рухнул замертво в конце дороги захватчиков, — прямо ответил Джодоли, хотя и казался смущенным. — Один из старейшин устыдился смотреть на то, как великий погибает вот так, без заботы и дерева, которое могло бы его вобрать. Всеми остатками своей жизни он передал призыв. Лисана, твой покровитель, добавила сил, чтобы он прозвучал как приказ. Они позвали меня и Оликею. Фирада пришла со мной, чтобы заботиться обо мне. А Оликея привела с собой Ликари для мелких поручений — подай-принеси. Она вынуждена была перенести тебя в тень, поскольку упал ты на самом солнцепеке. Они с Ликари сильно обгорели, пока тащили тебя, поскольку даже истощенным ты оказался для них нелегкой ношей, а времени, чтобы сплести себе плащи, у них не было. Как только ты оказался в тени деревьев, Фирада смогла им помочь. Мы перенесли тебя сюда, подальше от света. А Оликея делала все, что могла, чтобы привести тебя в чувство. Я удивлен тем, что ты уже пришел в себя. Мне еще ни разу не доводилось видеть настолько истощенного великого.