спиной? Перешла на сторону мятежников, а теперь пытаешься мне приказывать? — он схватил её за запястья, сжал их железной хваткой.

Гертруда вырывалась, но он оказался сильнее. Так и должно быть. Ведь он мужчина.

— Никогда не смей кричать на меня и указывать, что мне делать, — тихим и страшным голосом прошипел ей в лицо Артур.

— Ты получаешь то, что заслужила. Я старался держаться с тобою на равных. Сделал тебя своей женщиной…

— Своей женщиной?! — диким хохотом рассмеялась Гертруда ему в лицо.

— Ты убийца и вор! Вы с Эдгаром убили Генриха! Силой и хитростью захватили власть, которая тебе не принадлежит. Ты вынудил меня спать с тобой, потакать твоей грязной похоти! Тебе наплевать на меня, мою дочь, на Эдвина! Я никогда не была и не буду твоей женщиной! Это лишь плод твоей больной фантазии. Если бы ты только знал, каких сил стоило мне каждый раз скрывать отвращение, когда ты прикасаешься ко мне!

Этого Артур слушать уже не мог. Сильно побледнев, тяжело дыша, он оттолкнул от себя Гертруду. От неожиданности та потеряла равновесие, упала, больно ударившись плечом о каменные полы. Но тут же вскочила на ноги, словно разъярённая кошка, встала напротив него, прожигая взглядом бешенных глаз.

Грязная похоть… вот, оказывается, как называла она те чувства, что он испытывал к ней. А он-то надеялся, что она хотя бы немного к нему привязалась. Хоть чуточку полюбила…

Артур мог победить врага на поле сражения. Мог осудить или казнить любого, кто пойдёт против него. Но перед ней он жалок, бессилен. Как в тот чёрный день, когда Гертруда отвергла его, предпочла ему безвольного, как тряпка, Эдвина.

— Я прикажу посадить тебя под стражу, — устало выдавил из себя разом поникшим голосом, ещё больше ссутулившись и помрачнев.

— Немедленно отправляйся в свою комнату и не смей её покидать.

— Верни мою дочь, — точно заклятье, повторила Гертруда.

Приступ ярости прошёл. На душе стало пусто. Больно ныло плечо после неудачного падения, но ещё больше болело сердце. Артуру удалось нащупать её уязвимое место. И поразить прямо в него. На этот раз мерзавец не промахнулся.

— Верну, когда победим Освина. Тебе не удастся больше контролировать ситуацию. Отныне ты не можешь ничего узнавать о моих планах. Значит, не сможешь никому ничего рассказать.

— Артур…

Она была готова встать перед ним на колени, лишь бы вернуть Адель. Но Артур проявил непреклонность.

… Комната Гертруды стала местом её заточения. Она была лишена связи с окружающим миром. Единственный человек, которого видела пленница, была Тереза.

Служанка отпирала дверь своим ключом, вносила в комнату поднос, уставленный тарелками с едой. Сердито сопя, убирала те, что приносила ранее. С нетронутой и неаппетитно заветренной пищей. Всё делала молча. Терезе было приказано не разговаривать со своей хозяйкой.

Пленница не думала, что родные стены могут быть такими постылыми. Она не ела, почти не спала. В те редкие минуты, когда тягучий сон всё же накрывал её, ей снилась её семья. Спокойный и добродушный Эдвин что-то тихо рассказывает ей с вечно грустной улыбкой на губах.

Смеющаяся, непоседливая Адель, увертывающаяся от расчёски, которой Гертруда водит по её рыжим кудряшкам, пытаясь причесать дочь.

Очнувшись, Гертруда мгновенно вспоминает, что находится под стражей, а муж и дочь от неё за много миль… Она вскакивает и начинает быстро ходить, меряя шагами ненавистную комнату. Нужно срочно выбраться отсюда, бездействие её убивает.

Каждый новый день своего заточения она отмечает на листке, который потом прячет под подушку. За всё время Артур ни разу не заглянул к своей пленнице. Гертруду радует, что больше он её не касается. Ей не приходится терпеть его гнусных объятий. Но отсутствие врага одновременно вызывает в ней тревогу. Раз молчит и не приходит, возможно, снова что-то задумал. Или всё ещё не может отойти от потрясения после её гневной речи. Произнося её в тот день, она испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Но какие же горькие последствия последовали за ним…

Судя по пометкам на листке, она находится под замком неделю. За это время корабль Хитрых Лисиц давно должен прибыть на место. Значит, Адель сейчас находится в лапах врага. От этих мыслей сердце начинало стучать чаще, в груди не хватало воздуха, чтобы дышать. Как там обращаются с её дочкой? Остаётся лишь уповать на то, что Осви — разумный и добрый человек. Он должен понимать, что перед ним ребёнок. Маленькая и беззащитная девочка. Только вот мужчины — подлые и коварные существа. Артура, например, это совсем не остановило.

Он не увидел в дочери Гертруды беспомощного ребёнка. Её дочь стала бездушной пешкой в его грязной игре.

Если бы Эдвин оказался сейчас с ней рядом… или епископ. Они наверняка бы что-нибудь придумали. Но она даже не может связаться с ними, рассказать о случившемся. Если в эти дни епископ наведывался во дворец, никто из придворных не сообщил бы ему правды, что произошло на самом деле. Где Аделина или Гертруда находятся на данный момент. Поэтому на помощь отца Иосифа надеяться не приходится. Остаётся рассчитывать только на себя.

И, как всегда в такие моменты, разгорячённый мозг Гертруды начинал работать с утроенной силой. Что конкретного она может сделать, чтобы выбраться из заточения и спасти дочь?

… Наверняка именно подобные мысли были у её матери перед смертью.

О том, как погибла её мать, Гертруда старалась никогда не думать. Сразу гнала от себя прочь все воспоминания того злосчастного дня. К сожалению, удавалось это не всегда…

… Стоял тёплый летний день. Безоблачный и беззаботный. Эльза, мать Гертруды, решила: глупо провести его в душных стенах в утомительном обществе придворных дам, когда за воротами дворца такая чудесная погода!

… Уж и не упомнить, сколько лет род Гертруды служил славному королю. Её бабка и сама Эльза не носили никаких титулов; никогда не были ни герцогинями, ни баронессами. Но и к простым служанкам тоже не относились.

По старой легенде, много лет тому назад, перед воротами дворца королевская стража обнаружила холодной осенней ночью корзину с маленьким свёртком, внутри него была малышка. Никто не знал, кто оставил подкидыша на случай судьбы совсем одного. О находке доложили правящему в те времена королю, который оказался дядюшкой Генриха. Тот подивился чудной находке и людской жестокости, приказав доставить подкидыша прямо к нему во дворец. Малышка оказалась очень слабой, но такой хорошенькой, что было решено оставить её на попечение служанок и придворных дам в стенах самого дворца.

Шли годы. Девочка росла, всё больше хорошела.