— Мы здесь! — крикнула она, провожая Оливию во двор, к Лангу.

— Дед хочет показать семейные фотографии, — предупредил он. — У него их сотни, и он уже ждет Оливию.

— Я буду счастлива взглянуть на них, — радостно улыбнулась девушка.

Когда они вошли в большую комнату северного дома, в центре уже стоял стол, заваленный фотографиями. К своей радости, Оливия обнаружила, что некоторые фотографии сделаны более полувека назад и на них запечатлена Мейуи в молодые годы. На одной из фотографий ей было не больше шестнадцати. Рядом с ней, обняв ее за талию, стоял Тао. С любовью и гордостью глядел он на свою красавицу сестренку. Оливия посмотрела на Тао и заметила, как на его глазах выступили слезы. В последний раз он видел горячо любимую сестру, когда ей было восемнадцать, и она готовилась навсегда покинуть родной дом и страну, последовав за любимым мужчиной.

— А это, должно быть, ее избранник? — предположила Оливия, увидев мужчину с европейским типом лица на следующей фотографии.

— Да, это мой дед, Джон Митчелл, — подтвердил Ланг.

На снимке Джону было около двадцати трех лет. Он не был красив, но улыбчивое, широкое, добродушное лицо его располагало к себе. Мейуи смотрела на жениха, и в ее глазах сияли любовь и радость.

Среди фотографий были также те, которые Мейуи присылала из Англии: она и Джон Митчелл с новорожденным сыном, отцом Ланга. Были и другие снимки, сделанные позже, после смерти мужа, на которых Мейуи была только вместе с сыном. Затем отец Ланга женился, и у него тоже родился сын.

— Давайте не будем их смотреть, — предложил Ланг.

— Но ты такой лапочка, — запротестовала Оливия.

Ланг засмущался, а Оливия едва не рассмеялась, уткнувшись в фотографию. Она нисколько не преувеличила: Ланг действительно был очень славным мальчуганом, но уже тогда в его чертах просматривалась некая решимость.

Снимков Ланга оказалось великое множество: он один, с родителями, с Мейуи. После повторного замужества матери он фотографировался в окружении своей новой семьи. Глядя на них, Оливия начала понимать, почему Ланг чувствовал себя другим. Его отчим производил впечатление доброжелательного мужчины, однако ему явно не хватало чуткости. Душевной тонкости, судя по всему, были лишены и его дети. Улыбка Ланга на этих снимках была какой-то неестественной, словно он ощущал дискомфорт.

По фотографиям легко можно было проследить, как мальчик превращается в юношу, а затем и в молодого человека. Одна фотография особенно привлекла к себе ее внимание. На ней Ланг сидел, а Мейуи стояла рядом с ним, ее рука лежала на его плече, а на лице было выражение нескрываемой гордости. Судя по всему, эта фотография была сделана после того, как он получил диплом врача. Мейуи выглядела счастливейшей женщиной на свете. Ланг же вместо того, чтобы улыбаться в камеру, улыбался, глядя на бабушку.

— Нет ничего удивительного в том, что твои родственники узнали тебя в аэропорту, — тихо сказала Оливия, отведя его в сторонку. — Благодаря Мейуи и ее фотографиям ты уже был членом их семьи.

— Они заявили примерно то же самое при нашей первой встрече. Я сразу почувствовал себя так, словно вернулся домой.

Ланг произнес это достаточно громко. Его услышала Бийю. Она посмотрела в их сторону и улыбнулась. Ланг ответил на ее улыбку, однако Оливии показалось, что улыбка эта несколько натянутая, чего она совершенно не ожидала. Кстати, Ланг весь вечер держался как-то скованно, чего она раньше за ним не наблюдала.

Может, он боялся, что Оливия не понравится его родственникам? Да нет. Что же тогда гложет его?

Когда все фотографии были просмотрены, Бийю объявила:

— Сейчас я покажу вам святилище Джайо и Реншу. Ведь Ланг уже рассказывал вам о них.

— Да. И должна сказать, я восхищена столь древней историей вашей семьи.

— Так и есть. У нас даже сохранились передаваемые по наследству свидетельства того, что это отнюдь не легенда. Мы их очень бережем, но ради вас готовы сделать исключение. — Бийю заговорщически улыбнулась Оливии. — Ланг сказал нам, что вы ничего не принимаете на веру и вам нужны доказательства.

— Вот как? Ну, я до него еще доберусь.

— Неужели Ланг преувеличил? — слегка нахмурилась Бийю.

— Ну, в общем… Я думаю, это чудесная история.

— Но вы не верите, что все так и было? — настаивала женщина. Она вздохнула. — Мир стал таким прозаичным, что просто сил нет. Люди больше не верят во всепобеждающую силу настоящей любви. Однако нашей семье повезло. Мы бережем свидетельства прошлого, как сокровища. Для нас они не имеют стоимости в денежном выражении, однако в духовном смысле бесценны. Пойдемте, я покажу вам наш храм.

Они пересекли двор и направились к южному дому, в котором жили Вей и его невеста.

— Наш храм находится здесь, — сообщила Бийю, открывая дверь. — Вей и его будущая жена обещали уважать это место.

Комнатка, куда ее привела Бийю, была маленькой. В центре стоял стол. На нем виднелись бумаги и нефритовая статуэтка.

— Это наши сокровища и свидетельства правдивости семейной легенды.

— Эти бумаги, — спросила Оливия, — на самом деле?..

— Да. Именно их обнаружили после смерти Джайо и Реншу.

— Две тысячи лет назад, — пробормотала Оливия, пытаясь скрыть скепсис. Ей не хотелось хоть чем-то обидеть гостеприимных хозяев, но все же как они могут быть в этом уверены? Ведь прошло двадцать веков!

— Да, две тысячи лет назад, — повторила Бийю. — Мы намеренно приглашали специалистов для проверки. Эксперты подтвердили подлинность этих вещей и не раз предлагали за них огромные деньги, утверждая, что это музейная ценность. И они до сих пор не понимают, почему мы отказываемся продавать что-либо.

— Зато я понимаю, — вздохнула Оливия. — Если эти вещи действительно настолько древние да еще имеют отношение к истории семьи, никакие деньги не смогут компенсировать утрату.

Бийю просияла и кивнула:

— Их ценность не в деньгах.

— А что написано в бумагах? — спросила Оливия, глядя на пожелтевшие, истрепавшиеся со временем листы.

— Там написано: «Мы разделили любовь, что стала нашей судьбой. Много или мало нам еще осталось прожить, но наша жизнь того стоила. Любовь стала для нас щитом, спасающим от враждебного мира, и, узнав это, мы перестали бояться чего-либо, кроме одного: умереть друг без друга. Только любовь имеет значение».

— «Только любовь имеет значение», — повторила Оливия.

Неужели на свете может существовать такая любовь, познав которую не страшно и умереть вместе? Она попыталась вспомнить, какие чувства испытывала к Энди, и поняла, что не может вызвать в памяти даже его лицо. Вместо него проступали черты совсем другого мужчины, терпеливо ожидающего, когда она позволит ему занять место в ее сердце. Терпение — это добродетель, однако почти безграничное терпение со стороны мужчины следует расценивать как дар небес.