– Сорок рублей!.. – присвистнул Стиц. – Только мне без золотых зубов! А то они вечно все с золотыми зубами!

– Тебе, может, вообще лучше парня? – усмехнулся Громкиян. – Помнишь свою нью-йоркскую историю?

Эту историю помнили здесь все. Отдыхая после перелета в Нью-Йорк, Стиц снял на улице негритянку – настоящую красавицу, да еще и умопомрачительно дешевую. Завалился с ней в кровать – и обнаружил, что у девки ни сисек, ни дырки, зато имеются яйца и восемь дюймов крепкого черного члена!

На высоте семнадцати тысяч футов самолет прорвал облака и выплыл в пылающее закатное небо. Зимнее солнце – тусклый красный шар – висело в небесах, казалось, совсем рядом, только руку протяни. Через час почти стемнеет. Через шестьдесят пять минут они минуют Ригу, а еще через час с четвертью пролетят над Гельголандом. Затем повернут на несколько градусов налево, пересекут Северное море, пролетят над нефтяной вышкой Клэктон и направятся к лондонскому аэропорту Хитроу. Приземлятся в пять часов по местному времени, а в половине седьмого будут уже в посольстве. Интересно, думал Громкиян, Ботник организует вечеринку прямо в посольстве или они куда-нибудь пойдут? Лучше пойти в город: ему нравилась атмосфера ночного Лондона, особенно по воскресеньям.

Кабину пилотов отделяла от пассажирского отделения пуленепробиваемая дверь, открывавшаяся только со стороны пилотов – мера против террористов и угонщиков. По другую сторону двери сидели в креслах сто пятьдесят пассажиров: заместитель председателя КГБ, несколько советских дипломатов (среди них один агент КГБ и два агента ГРУ), два английских дипломата, группа инженеров, летящая закупать в Англии сельскохозяйственную технику, двенадцать англичан – производителей верхней одежды, преподаватель из Уэльса с женой – они возвращались домой после медового месяца, разношерстная группа бизнесменов и туристов. Все они – а также стюардессы в строгих костюмах и обычная для Аэрофлота вооруженная охрана – расслабились и вздохнули спокойно. Взлет пережили; осталось пережить обслуживание в полете и посадку.

* * *

Я стоял за забором аэропорта Хитроу, недалеко от входа в зону технического обслуживания. В такие дни организаторы праздников на свежем воздухе вешаются на тросах от своих шатров. Стоял промозглый холод, дул пронзительный ветер и лил дождь – уже через три минуты я промок насквозь. Именно такой день мне и требовался. В пять часов – уже темно, холод собачий, с неба льет, и все вокруг думают только об одном: поскорее бы попасть под крышу и плюхнуться в кресло с чашкой горячего чая!

Охранник в будке при входе на «воздушную сторону» не проявил ко мне ни малейшего интереса. На паспорт едва взглянул – и едва ли хоть что-то оттуда усвоил, если, конечно, он не выступает на мировых чемпионатах по скоростному чтению. Впрочем, если и прочтет внимательно – беды не будет: документы мне выправили что надо, не подкопаешься. Ни в моей оранжевой спецовке, ни в стальном кейсе с инструментами этот Соколиный Глаз тоже ничего подозрительного не заметил. Мог бы, наверное, удивиться, почему я пришел пешком, а не приехал на служебном автобусе; но он слыхал, что русские – странные люди. Если коммунисты любят стынуть под дождем, пусть себе стынут.

В пятнадцати милях к востоку от меня «Ил-62» только что получил от диспетчера Хитроу разрешение на посадку сразу после лайнера «Квантас». Из-за сильного ветра капитан Громкиян взял управление на себя и начал снижаться. Самолет шел верным курсом к посадочной полосе номер двадцать восемь, приближаясь к аэропорту со скоростью двести десять узлов.

Я двинулся к ремонтным ангарам. Слева от меня показался массивный комплекс ремонта и обслуживания «Пан-Ам», за ним – «Эйр Индия».

Воздух наполнился гулом: над головой стремительно снижался лайнер «Квантас», с торчащими закрылками и выпущенными, словно птичьи когти, шасси. Тревожно мигали огни под крыльями, дрожал и гудел воздух. Словно гигантский орел, самолет пронесся мимо на бреющем полете и скрылся за ангарами.

Я добрался до ангаров «Бритиш Эйрвейз» и, прижимаясь к стене, чтобы держаться в тени, завернул за угол. Отсюда была видна огромная бетонная парковка, в том числе и интересующий меня ее участок – «Дельта-32». На бетонированную площадку перед ангаром вырулил индийский «Боинг-707», подъехал заправщик и скрылся в глубокой тени под его хвостом. Снова воздух над головой взорвался ревом и гулом: отклоняясь на несколько градусов вправо – несомненно, для того, чтобы противостоять яростным порывам ветра, – с пасмурных небес на мокрую, блестящую от дождя взлетную полосу опускался «Ил-62».

Убедившись, что все колеса коснутся взлетной полосы, капитан Громкиян, предполагая, что никаких препятствий впереди нет (предполагая, ибо не видел он ровно ничего, кроме посадочных огней, двумя шеренгами растянувшихся до горизонта), вытянул правую руку и перевел регуляторы подачи топлива в обратное положение. Четыре турбореактивных двигателя взревели, перекрывая вой ветра, и самолет стал резко снижать скорость. Я стоял, глядя на него из тьмы; ветер хлестал меня по лицу мокрой перчаткой, и за шиворот оранжевой спецовки стекали потоки дождя.

* * *

Недалеко от городка под названием Карентан, на автостраде № 13, в пятидесяти километрах от Шербура, расположен ресторан под названием «Рутье», хорошо известный французским дальнобойщикам. Один из них, Жан-Пьер Эдье, выехав с утра из Монтелимара, всю дорогу предвкушал ужин в «Рутье». Через Карентан он проехал по пути в Шербур, где и расстался со своим грузом – нугой, поплывшей через океан в Квебек. Рейс окончен, теперь можно расслабиться, пожрать от пуза и как следует выспаться на встроенной кровати в заднем конце просторной кабины «Вольво»; сегодня воскресенье, спешить некуда. Завтра с утра надо забрать в Шербуре груз сахарного тростника и доставить его в Монтелимар.

Выходя из ресторана, Эдье громко рыгнул. Огромная тарелка устриц, улиток, моллюсков, креветок и крабов, за ней – белая рыба в коньяке, за ней – говяжья вырезка, маринованная в красном вине, за ней – огромный кусок камамбера, за ним – яблочный пирог с меренгой, и все это залакировано литром vin ordinaire и коньячком. По дороге к выходу Эдье пожертвовал два франка «Космическим захватчикам» – и потерял всех своих солдат без единого выстрела. Еще два франка он сунул в щель автомата для пинбола, немедленно лишился пятерых шариков и мудро решил, что пора на боковую.

Брюхом вперед протиснулся сквозь хлипкую дверь, и холодный ночной ветер отрезвляюще ударил в лицо. Заморгав, Эдье уставился на стоянку перед рестораном, где ранее припарковал свой тридцатидвухтонный грузовик. Поморгал еще. Нет, это не сон. Соседние автомобили стояли на своих местах, но его грузовика не было.

– Merde![9] – воскликнул Жан-Пьер Эдье, пытаясь сообразить, разумно ли звонить в полицию, когда с трудом стоишь на ногах. – Merde! – повторил он.

* * *

Следуя инструкциям диспетчера Хитроу, капитан Громкиян остановил самолет на участке «Дельта-32». Закрыл топливные краны, и рев моторов постепенно стих. Четверо мужчин вынырнули из тьмы, чтобы подложить под шасси тормозные колодки. Со стороны ангаров подъехали и выстроились в ряд автозаправщик, грузовики для багажа и машина для откачки нечистот.