Илья подошел ближе, чувствуя под ногами зыбкое вздрагивание торфяного пласта; здешний луг, похоже, действительно представлял собой верхний слой болота.

— Кто тебе такое имечко дал — Слава?

— Мама, — просто ответила девушка, с любопытством глядя на приближающегося Пашина. В глазах ее ни страха, ни тревоги не было, только огонек интереса и — на самом дне — печали. — Слава — это уменьшительное, на самом деле я Владислава, Владислава Мироновна.

— И сколько же тебе лет, Владислава Мироновна? — Илья остановился в нескольких шагах от незнакомки, чувствуя, как гулко бьется сердце и кружится голова то ли от свежего воздуха, то ли от ее присутствия. Хотелось броситься к нимфе, прижать ее к себе, взять на руки и больше никогда не отпускать.

— Скоро будет восемнадцать, — повела плечиком Владислава. — Через три недели исполнится.

— Понятно, я так и думал. А не боишься одна гулять по болотам да чащобам? Где ты живешь? Или на рыбалку с отцом приехала?

— Ни с кем я не приехала, я живу тут недалеко, в деревне, в версте отсюда, Войцы называется. И вообще я не одна.

Послышался шорох, из-за ног девушки высунулась морда собаки, блеснули яркие желтые глаза, дернулся нос, вынюхивая запах пришлого человека, разинулась пасть, обнажая острые белые клыки. Илья с оторопью понял, что это не собака, а волк! Посмотрел на улыбающуюся Владиславу, перевел взгляд на волка, встретил его умный горящий взгляд и вздрогнул: это был волк из его последнего сна. Сны его пока что не подводили, точно предсказывая настоящие реальные встречи и перемены в жизни.

— Хороша собачка, — кивнул на волка Илья и снова почувствовал оторопь: зверь… улыбнулся в ответ! Во всяком случае его гримаса очень смахивала на улыбку.

— Это не собачка. — Владислава погладила лобастую волчью голову между ушами, и волк отступил, исчез в кустах. — Его зовут Огнеглазый. А вы не из Москвы случайно?

— Из Москвы, — кивнул Илья, решив больше ничему не удивляться. — Как ты догадалась?

— Такие фуражки в наших местах никто не носит. Зря вы сюда приехали, ничего не найдете.

— А почему ты решила, что я здесь что-то ищу?

Где-то в лесу за лугом раздался тихий свист, девушка вздрогнула, оглянулась. В глазах ее зажглась тревога.

— Уходите, странник, а то будет плохо. — Она упорно не хотела называть его по имени. — Вас не должны здесь видеть. Здешние места опасные, чужаков у нас не любят. Да они сюда и не добираются, вы первый. Даже странно, что вас пропустили.

— Кто? Уж не жрецы ли храма Морока?

Глаза Владиславы стали огромными.

— Вы знаете… о храме?

— Бабушка Мария Емельяновна рассказывала. — Илья вдруг не удержался и поведал девушке о письме Савостиной, многое упустив, оставив полностью лишь легенду о Боге-демоне Мороке.

— И вы приехали искать камень?! — Глаза девчонки выразили все ее недоверие, но наряду с ним в них плескались еще тревога и страх, уважение и странная надежда.

— Вот приехал, — пожал плечами Илья, чувствуя досаду и одновременно облегчение, будто покаялся перед кем-то неизмеримо высоким в своих грехах.

— Вы его никогда не найдете… — Голос незнакомки понизился до шепота. — Камень давно лежит в другом месте, на дне другого секретного озера. Уходите, пока не поздно.

Свист в лесу повторился, но уже гораздо ближе. Владислава заторопилась.

— Это они… если они вас здесь увидят, вы никогда отсюда не выберетесь, попадете в лесавин круг, и все, пропадете.

— Выберусь, не пропаду, — беспечно махнул рукой Илья, внезапно ощущая спиной холодное дыхание опасности. — Один не найду, вернусь с экспедицией. Ты мне поможешь?

— Не-е… — с сожалением покачала головой Владислава. — Мне нельзя, послушница я…

— Храма?! — вырвалось у Ильи.

Девушка кивнула, отступая за деревья, тень тоски пробежала по ее лицу, стирая живые краски, будто облако заслонило солнышко, так что Илья сам в ответ почувствовал тоску и обреченность.

— И ты знаешь, где этот храм расположен?

Еще один кивок. Девушка отступила еще дальше.

— А камень? Знаешь, где лежит камень с лицом черта?

— Не-е… — донеслось еле слышно. — Знают только старшие жрицы, я еще не посвящена.

— Постой, не уходи. А что, если я тебя увезу отсюда? В Москву? На свободу?

Свет, вспыхнувший в глазах Владиславы, нес в себе столько радости и надежды, что Илья невольно засмеялся в ответ, чувствуя прилив сил.

— Родители у тебя живы? Могу я с ними поговорить?

— Приходите… если сможете. Только вас не пустят в деревню. — Она посмотрела ему за спину, и свет в ее глазах померк, сменившись прежней тоской и безнадежностью.

Илья оглянулся.

Сзади к нему подходили трое одетых в черное мужчин: двое молодых и один постарше, с черной бородой и усами, плотный и какой-то четырехугольный, как сейф.

— Онфим!.. — прошептала Владислава, бледнея.

— Иди домой, — густым голосом почти ласково проговорил бородач. — Опосля поговорим.

— Отпусти его, Онфим, он ничего дурного не делал.

— Иди! — Глаза бородача недобро сверкнули. — Мы только потолкуем с ним о том, о сем и отпустим… на все четыре стороны.

— Не бойся за меня, — посмотрел на девушку Илья, чувствуя нарастающую веселую злость. — И жди, я обязательно вернусь.

Владислава несколько мгновений не сводила своих широко распахнутых глаз — они у нее были голубовато-зеленого цвета — с лица Ильи и вдруг исчезла за деревьями. Илья послал ей мысленно поцелуй, повернулся к не спеша подходившим мужчинам, сжал в кармане камень с дыркой, оберег деда Евстигнея, и почувствовал исходивший от камня ток успокоения. Оберег работал.

— О чем вы хотите со мной потолковать? — миролюбиво произнес Илья, понимая, что перед ним жрецы храма Морока или же их посланцы, сторожа Врат — камня с изображением беса, а также острова и удивительной девушки по имени Владислава, предназначенной стать жрицей храма. «Ну уж, это мы еще посмотрим! — подумал Илья, стискивая зубы. — Храм сожгу к чертовой бабушке, но не дам жрецам упрятать ее в подземелья на потеху демону!»

— А не о чем нам толковать, мил человек, — равнодушно пробасил бородач. — Мы тебя только поучим маленько, чтобы неповадно было гулять, где не след. — Он остановился, в то время как молодые люди в плотных, несмотря на жаркий день, черных рубахах и таких же черных брюках продолжали приближаться к Пашину. — Намните ему бока, ребятки, не жалейте ребер, а потом отнесите в болотце, пусть полежит, подумает о жизни своей пустяшной.

— Может быть, не стоит сразу-то в болото? — усмехнулся Илья, оценивая подходивших парней. — Разойдемся миром.

Ему не ответили, и он понял, что намерения у охраны острова самые житейские: избить и утопить пришельца в болоте. Хотя, может быть, они действительно получили задание лишь поучить чужака, припугнуть, чтобы никогда больше здесь не появлялся.