Но, конечно, Альма лукавила: планы её простирались гораздо дальше Ибельхейма и близлежащих городков. Дальше тесной холодной комнаты с протекающей крышей. Уж она бы не стала довольствоваться подачками судьбы. Её мечтой было присоединиться к странствующему цирку. Объехать полмира в шаткой повозке и весёлой компании. Имелся у неё талант, о котором никто не знал.

Как же Альма ждала своего совершеннолетия! Представляла, как покидает ненавистные стены приюта с клочком бумаги — гарантией не умереть от голода. Как отправляет эту гарантию, рекомендательное письмо, в первую попавшуюся канаву. Ей казалось, стоит выйти за высокие кованые ворота — и начнётся жизнь, полная приключений. Дорога к светлому будущему окажется широкой и прямой, а мелкие камешки, встречающиеся на пути, она легко спихнёт на обочину носком ботинка.  

Но радужные мечты осыпались песком, когда Альма вспоминала светящиеся глаза, что смотрели на неё из вечернего сумрака. Сколько раз она наблюдала их в окне? На этой неделе трижды!

Если демон и правда пришёл за ней, грандиозным планам конец. О свободе и путешествиях останется только грезить. Нет-нет, она не может этого допустить. Но уруб уже поднялся по ступенькам крыльца и, скорее всего, добрался до кабинета директора.

Что же делать?

Иногда над сиротками — если их лица были чисты и красивы — оформляли опекунство. Находилась добрая душа, готовая взять несчастных, обиженных судьбой под крыло.  С возрастом девочки научились понимать разницу между ласковым взглядом и сальным. Именно последним смотрели на них возможные благодетели, когда приходили выбирать себе воспитанниц, словно товар. 

Впрочем, обрести опекуна, пусть даже старого, лысого, раздевающего тебя взглядом, считалось большой удачей. Что такое несколько неприятных ночных минут, если те обещали безопасность, сытость и тепло? 

К счастью, чаша сия Альму миновала. До сих пор никто не польстился на высокую нескладную девочку, тем более смотрела она угрюмо и всем своим видом показывала проблемный характер.

Бриттани тоже была уродиной ещё той: вытянутая, худая, с крупным ртом и непропорционально маленьким носом. Поэтому и готовилась отправиться на швейную фабрику. Уже и вещи собрала, а сверху на тощую сумку положила рекомендательное письмо.

Альма уставилась на запечатанный конверт из дешёвой коричневой бумаги с завистью.

А ведь привратник только-только сменился и не успел изучить всех воспитанниц «Голубых холмов»...

Я чувствовала себя грязной. Принимая душ, тёрла кожу до красноты, но не могла избавиться от этого ощущения. И оттого, что близость с Молохом доставляла удовольствие — смутное, нежеланной, но неизбежное — испытывала ещё большую гадливость к себе и своему телу.

Я раздражённо раскрошила салфетку на пустую тарелку. 

— Хэй, Смерть не ждёт! Завтрак закончился, — напомнил Росс, проходя мимо. 

Сегодня он работал на кухне. И как господа верховные жнецы не боялись подпускать такого опасного преступника к кастрюлям: вдруг отравит еду? 

Мороху следовало сочинить историю более правдоподобную. Неужели он решил, что я куплюсь на его ложь?  Я что, выгляжу идиоткой? 

Столовая опустела. Дежурные гремели  контейнерами с остатками салатов и каш. Несмотря на обилие бытовых чар, кое-какую работу приходилось делать вручную. Я вынырнула из мыслей и обнаружила, что сижу перед горой салфеток, разорванных на тонкие лоскуты. Проторчала в столовой без малого полчаса и почти ничего не съела.

После ночи, проведённой вместе, — трёх ночей — Молох пригласил меня на свидание. Я искренне не понимала, зачем это нужно, но согласилась: не было выбора. Вечером после работы мы собирались отправиться на экскурсию по Верхнему миру — совместить, так сказать, приятное с полезным. Пока я видела немного: городскую стену Ордена искупления и готичную, изрезанную пещерами скалу Пустоши —  туда мы провожали души в зависимости от того, какого цвета стикер крепился к дневнику.

Не так давно я жаждала вырваться из Крепости хотя бы на день, развеяться, получить эмоции, но настроение изменилось. Вместо того, чтобы идти на свидание с начальником, я бы лучше провела вечер под одеялом или за очередной бутылкой зелёненького.

Спустя две недели Молох ещё оставался моим куратором, и на задания мы ходили вместе, хотя серьёзных дел мне не поручали. В основном я собирала души стариков и один раз караулила под мостом экстремала-руфера. Правда, в ледяную воду за ним сиганул Молох. В тот день начальник вылез из реки мокрый и дрожащий от холода, а я поняла, что работа жнецов ещё сложнее, чем кажется.

Дежурные у дверей знаками давали понять, что столовая закрывается. Я подхватила поднос и выбросила использованную посуду в утилизатор за деревянной ширмой.

В хранилище меня ждала обновлённая коса — подарок Молоха. Устав наблюдать за моими страданиями, начальник отправил её на модификацию — на свойства оружия это не влияло, и многие из жнецов, в том числе и сам Молох, со временем меняли внешний вид своих инструментов. Рукоять укоротили под мой рост, а лезвие заточили и сделали тоньше. К моей великой радости, коса потеряла едва ли не половину изначального веса.

— Эстер, — окликнул меня незнакомый жнец, когда я вставляла пластину-ключ в прорезь шкафчика. 

Я вздрогнула: всегда ненавидела, когда ко мне подкрадывались со спины.

— Да?

Жнец замялся. Провёл ладонью по волосам, стараясь не смотреть мне в глаза. Я напряглась, ожидая очередную неуклюжую попытку познакомиться. В последнее время мужское внимание утомляло. Каждый второй считал своим долгом пригласить единственную в Крепости женщину на свидание или сразу в койку. 

— Я хотел… — начал жнец.

— Нет.

— Что? — растерялся он.

— Нет. Я не буду с тобой спать и на свидание не пойду тоже.

— Э-э, у меня и в мыслях не было...

Я почувствовала, как загорелись щёки, и, смущённая, притворилась, будто роюсь в шкафчике в поисках некой безмерно важной вещи, хотя ничего, кроме косы, там быть могло.

— Молох знает. Возможно, он вам передал, но… Я решил, что это важно и…

Сердце сжалось в дурном предчувствии. Вдоль позвоночника пробежал холодок. 

— Пожалуйста, ближе к делу.

Мужчина стоял, прислонившись к стене, и с непонятным выражением смотрел на косу в глубине открытого шкафа.

— Мы с другом занимаемся апгрейдом кос и… переделывали вашу. Я сказал Молоху… сказал...

— Ну?

— Она была заколдована. 

— Кто?

— Коса. Ваша коса была заколдована, — мужчина взъерошил волосы на затылке. — Мы поняли это, когда точили лезвие. Не знаю, кому и зачем понадобилось наводить чары. Заклинание простенькое, но делает оружие непригодным к использованию. Вы же замечали, какое оно было тяжёлое и непослушное?