— То есть? — спрашиваю. — Как это — день… утром?

— То есть День города, — грустно объясняет Сева.

— Какого? — спрашиваю я.

— Что «какого»? — вслед за мной прикидывается непонятливым Севка.

— День какого города утром у вас в городе, Сева? — Я теряю терпение.

— День нашего города Донецка в нашем городе Донецке, дура, — терпеливо и ласково отвечает Сева.

— Ну и?…

— Что «ну и»?

— И что там?

— Там? — Сева, печально: — Весело. Пиво пьют. Песни поют. Про Донбасс.

— А ты почему утром не в городе на Дне города? Ты что, песен про Донбасс не знаешь?

— Почему не знаю? Знаю.

— Спой.

— Как? Прямо сейчас?

— Почему нет?

— Уже?

— А когда?

— В телефон?

— Почему нет?

— Про что?

— Про Донбасс! Про Донбасс!!!

— Ага… Щас…

Сева затих.

— Але?

— Щас-щас…

Тихо.

— Але?! Але?!

— Ну щас, щас!!! Кх-кх! Кх! Кх! — И торжественно объявляет: — Музыка Богословского, стихи Николая Доризо… — И начинает робко, на какой-то непонятный мотивчик: — «Давно не бывал я…» Нет. Щас-щас. Значит, музыка Богословского…

— Стихи Доризо! Знаю-знаю. Давай, пой!

— «Давно не бывал я…» Ой, мотив не помню. Щас. «Давно не бывал я…» Ну, не помню я мотив! Ну что уже теперь мне?! Ну не помню я! Не помню!

— Н-да… Видно, и правда тебе не место этим утром на Дне города Донецка в вашем городе Донецке, раз ты такую песню не знаешь! — хихикаю я.

— Можно подумать, ты хоть одну песню о своем городе знаешь…

— Чтэ-э-э-э?! — взвыла я возмущенно. — Да я знаешь сколько песен знаю?! И «Гуцулку Ксэню», и «Маричку», и «Дай ня, мамцю, дай ня…» Хочешь, спою? Хочешь?! — И, не дожидаясь его согласия, я торопливо заголосила:

Коломыя — не помыя,

Коломыя — мисто.

В Коломыи дивчаточка

Як грэчанэ тисто!..

И вот эту знаю:

У Карпатах снигы впалы,

Робит, тато, саны,

Выдавайтэ мэнэ замиж

За мого Ивана.

И вот эту еще (ох и разошлась же я!):

Вьеться наче стричка

Нэпокирна ричка,

Тулыться блызэнько

До пиднижжя гир.

А на тому боци

Там жывэ Маричка…

Я пела и пела, чтоб доказать. Я пела все громче и даже стала притоптывать, пританцовывать и отбивать свободной рукой ритм по столу. И Севка обиженно бросил трубку.

А в это время (как потом выяснилось) все Севкины домашние — мама, папа, брат, жена брата, дети брата, Севкина подруга — уже давно оторвались от своих дел и прислушивались к нашему с Севкой телефонному разговору, неодобрительно покачивая головами.

— Как ты мог?! — гневно спрашивает Севина мама, вытирая влажные руки кухонным полотенцем.

— Как ты мог?! — вторит Севин папа.

— Ты же живешь в этом городе… — Это Севина мама.

— …И ты не помнишь нашей народной национальной песни «Давно не бывал я в Донбассе» на музыку Богословского, стихи Доризо?! — негодует Севин папа.

— Тебе звонит эта! Из Черновиц! Эта! С Западной Украины… — Севина мама неопределенно помахивает полотенцем в ту сторону, где, по ее мнению, должны находиться город Черновцы и я. — …И ты даже не можешь дать достойный отпор этой… этой… этой…

— Этой бандеровке! — подхватывает знамя Севкин папа. — Этой западэнке! — Севин папа возмущенно пожимает плечами и обреченно машет рукой, наконец осознав, что в Севином патриотическом воспитании есть невосполнимые пробелы.

— …И ты не можешь дать отпор, — голос мамы крепнет, — и хоть немного в кои веки похвалиться своим краем! Нет, ты — не патриот! — выносит она вердикт. — Ты — ничтожный космополит!

— Ты в этом городе вырос! — Папа, убежденно.

— Ты здесь бесплатно родился! — Мама, не очень уверенно.

— Ты здесь бесплатно учился! — С легким сомнением папа.

— Ты здесь бесплатно работал! — Мама и папа, не колеблясь и хором.

— Звони! — Севкин папа разгневан не на шутку. — Звони ей! Сейчас мы ей покажем! Сейчас!

— Куда? Что? Зачем? — Севка, испуганно.

— Звони давай в Черновцы! — Севкин папа решительно снимает трубку телефона.

— Звони ей, этой националистке! — требует справедливости Севкина мама. — Звони! Давай, звони! Де-ти!!! Все ко мне! Гриша! Юля! Наташа! Миша! Все идите сюда! Позовите тетю Любу и дядю Женю из соседней квартиры. Все пойте сюда, в телефон, когда я махну вот так! Поняли? Если этот не может, так давайте мы! Сейчас мы ей покажем, этой! Мы покажем ей День города!

У меня зазвонил телефон. В это время Севкина мама на том конце провода махнула полотенцем. И из моей трубки зазвучал, загремел слаженный хор. Пели с истинным чувством:

Давно не бывал я в Донбассе,

Тянуло в родные края,

Туда, где доныне осталась в запасе

Шахтерская юность моя.

Осталась она неизменной,

Хотя от меня вдалеке.

Там девочка Галя живет непременно

В рабочем своем городке,

В шахтерском своем городке…

И тут во мне то ли древний местный инстинкт взыграл, то ли имя «Галя» меня подтолкнуло, заорала:

Галю моя, Галю,

Дай воды напыться!

Ты така хороша —

Дай хочь подывыться…

— Ах, так! — это уже вскричал Сева. И махнул рукой:

Спят курганы темные, солнцем опаленные,

И туманы белые ходят чередой.

Через рощи шумные и поля зеленые

Вышел в степь донецкую парень молодой…

И тут ко мне присоединились уже мои папа с мамой и даже дети, потому что я включила спикерфон:

Чэрвону руту нэ шукай вэчорамы,

Ты у мэнэ едына, тилькы ты, повир…

На что вдруг сам Сева, причем довольно правильно, затянул:

Это было в Краснодоне,

В грозном зареве войны…

И хор за ним грянул:

…Комсомольское подполье

Поднялось за честь страны!..

Что сказать? Конечно, мы все же победили. Хотя о донецком крае и много песен написано, но все же у нас их больше. Хотя нет, не победили. Ничья получилась. Поскольку в конце уже все вместе, на обоих концах провода, с удовольствием выпевали: