Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая лотерея, какой мотоцикл, какое море, Тося, и вообще, кто меня летом отпустит?
— А ты подумай, а ты подсуетись!.. Сколько можно в отпуск в феврале?
— А границу кто будет охранять?
— А чего ее охранять?! Она ж на замке!.. Ладно, ты уж как-нибудь постарайся…
* * *
Мы живем почти на границе трех государств. Если забраться на чердак нашего дома, подставить к слуховому окошку стул, забраться на него, встать на цыпочки, высунуться в окно, вытянуть шею вправо, а еще лучше взять бинокль, то легко можно увидеть яркие сочные луга Румынии, где чабаны пасут овец, кодры и сады Молдовы, откуда жизнерадостные и очень музыкальные граждане своей страны воруют яблоки и виноград. Поэтому жизнь пограничных застав у нас, жителей небольшого старинного городка, как на ладони.
Граница проходит по фарватеру Прута, то есть по условной линии самых глубоких мест основного русла. Это важно. Это, читатель, надо запомнить. Что на границе есть река Прут. А в реке Прут водится большая рыба сом.
* * *
Это было еще в прошлом веке. Во второй половине.
Заметили, да, что, если вдруг что-то человек сильно задумал, все обязательно складывается. Только Чепухневая жена задумала поехать в отпуск летом, и вот пожалуйста — звонит на заставу командир погранотряда Уткин и говорит: мол, надо в Киев — парочку сомов. Там юбилей у шефа, в Киеве… Словом, надо послать сомов. Сегодня вечером, последний срок — ночью. Пару или три-четыре. Больших. В пять утра в Киев машина уходит. Сделаешь сомов, майор Чепухня, пойдешь в отпуск летом. Слово даю. И заму скажи: будут сомы — пойдете в отпуск, ты — в июле, зам — в августе.
Чепухня в ответ:
— Та не вопрос, сделаем! А сам забоялся, срок-то слишком короткий.
Сома, как кошку, на «кис-кис» не подзовешь. Хочет — приплывет, а нет — так и нет. Чепухня заместителя своего:
— Слышь, капитан, ты рыбак вообще?
— Ну, — утвердительно заместитель, — а кто ж на заставе не рыбак.
— А чего ловишь? — Чепухня интересуется между прочим.
А капитан Таранда:
— Ну всякого ну… толстолобика там, сома, ну… Сом хорошо идет под осень. Ну. За лето откормится. Он вообще днем, — увлекается капитан, сдвинув фуражку на затылок. — Он, значит, днем под нашим берегом отлеживается, потому что у нас тут дамбы, ямы и глубоко, ну! А к вечеру и ночью на отмель всплывает к румынской стороне, на малька охотится. Такие дуры подымаются — смотреть страшно, чистые бревна, ну!
— А если не поймаем? Сомов? — готовит отступление Чепухня.
— А чего их ловить, сомов-то, ну? Можно ж и не ловить, — хитро посмотрел Таранда. — Можно просто из Прута достать. Руками. Они, правда, тяжелые, но можно. Ну.
— Это как? — взбодрился Чепухня.
* * *
В сумерках Чепухня и Таранда взяли на складе две тротиловые шашки, привязали к ним длинные палки. Таранда объяснил: чтобы мах был — сомы ведь на другой стороне Прута, во-вторых, чтобы на поверхности держались — сомы ведь на отмелях пасутся.
Подожгли, швырнули через реку, рвануло, делов-то. Сели в лодку, собрали повсплывавшую рыбу, загрузили в багажник и довольные — в отряд. За летним отпуском.
* * *
— Разрешите доложить! — Чепухня и Таранда внесли в кабинет увесистые мешки с уловом.
— Ну, Чепухня, ну не ожидал! Ну молодцы. — Уткин радостно потирал руки. Готовьте маски и ласты на летние отпуска! Полковник Уткин вам не абы кто. Сказал — сделал.
И когда Чепухня и Таранда, попрощавшись, уже уходили из кабинета, Уткин, заглядывая в пакет, вдруг поинтересовался:
— А вы их как? На удочку, на спиннинг? Че-то вид у них… Помятый больно… Как с поля боя…
— Та, чепухня… Сетями… — нехотя, почесав затылок, ответил Чепухня.
— Ну! — подтвердил Таранда. — Сетями, ну…
— А-а-а, ну-ну… — ответил Уткин и как-то нехорошо задумался.
* * *
Когда «УАЗ» уже подъезжал к заставе, когда Чепухня уже сочинял героическую историю для жены Тоси, как он летний отпуск добывал, чтоб поняла, с каким человеком она рядом живет, пока они оба расслабленно хохотали: «А он, мол, че-то у них вид такой помятый. А ты — сетями, ну! А он, мол, как с поля боя… А ты — та сетями же, ну товарищ полковник, ну!» — и планировали выпить перед сном по чуть-чуть, вдруг на дороге, освещенной фарами их машины, замаячил ответственный по заставе. Он бежал по шоссе навстречу, размахивал руками и орал навзрыд:
— Назад! В отряд! Уткин! Назад! Приказ! В отряд! Срочно! Война-а-а!!!
Скрипя и визжа тормозами, «УАЗ» развернулся и на страшной скорости помчался обратно в город.
* * *
Полковника Уткина было не узнать. В распахнутом кителе, без галстука, рубашка расстегнута до живота, весь взмокший, как будто неприятели его уже захватили в плен и немного подопрашивали. Уткин стоял над своим столом в странной позе, покачиваясь, опершись кулаками о столешницу, водил челюстями, смотрел из-под взмокшего чуба по-звериному налитыми кровью глазами и бормотал себе под нос:
— Ур… ур… ур-роды… сетями они… ур… ур… ур-р-роды… сетями… Из Бухареста — в Москву уже… Зво… зво… нили… Ур-р-роды… се… се… тями они ловили… из… из… из Москвы — в Киев… из Киева — сюда, в Черновцы… Ур-р-ро-ды… Диверсия на границе!!! — взревел наконец Уткин. — Стратегически важный объект!!! Сетями?! Взорвали! Водокачку румынскую взорвали! И кто?! Начальник и замначальника пограничной заставы!!! Ур… Ур-р-р-роды!!!
Чепухня и Таранда переглянулись и тут же смекнули: вторая шашка, которая за счет деревянной палки держалась на поверхности, в темноте тихо ушла вниз по течению, и румынская мощная водокачка легко всосала ее вместе с прутовой водой, где шашка и взорвалась.
— Отпуск летом?! Я те покажу отпуск! Уран добывать поедете! На каменоломнях булыжники таскать!!! Расстреляю! Сам лично!!! За баней!!! Ле-е-том… О-о-отпуск… Шагом марш в приемную! Пишите объяснительную, ур-р-роды! И пишите фамилии! Пишите фамилии виновных! Так и пишите: ответственность за теракт взяла на себя вражеская группировка погранзаставы номер N! Ур-р-роды… — Полковник Уткин распахнул окно в кабинете, тяжело вздохнул, как всхлипнул, и кинул в зубы сотую за вечер сигарету.
Над объяснительной потом потешался весь погранотряд. Чепухне и Таранде нельзя было отказать в изобретательности. В ней было написано:
«Ответственность за взрыв стратегически важного объекта государства Румыния, а конкретно — водокачки, лежит на Гитлере и Чаушеску. Потому что гитлеровские войска при пособничестве румынских фашистов оставили при отступлении на наших землях много необезвреженных снарядов, а Чаушеску, как руководитель страны, виновен, потому что водокачку на румынском берегу Прута установили слишком высокой мощности — она не то что снаряд, полреки могла всосать».