Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну че, начальник, очко жим-жим? – продолжая скалиться, выдавил Каро. – Теперь ты следующий…
Разбудил его мобильный. Пока Высоков приходил в себя, не понимая, где он находится и куда делось озеро с бревенчатым домом, телефон замолчал. Владимир Васильевич взял с тумбочки аппарат и посмотрел на номер. Только что с ним пытался связаться генерал Корнеев. За оконными шторами была темнота и непонятно было: вечер, ночь или уже утро. Стрелки на циферблате показывали восемь двадцать. Значит, все-таки вечер. Или утро? Настя спала глубоко. Ее не разбудил даже телефонный звонок.
Высоков посмотрел вокруг, увидел свою рубашку. Взял ее, обернул ею бедра и связал рукава на животе. Вышел из спальни, проследовал на кухню, где все сияло чистотой. И только после этого нажал кнопку обратной связи.
– Докладываю, – без всяких предисловий начал Корнеев, – только что связывался с Евдокимовым. Понимаете, о ком я говорю?
– Глава городского следственного комитета.
– Он со мной поделился результатами первоначальной экспертизы. Марьянова убили вечером в пятницу на прошлой неделе или крайний срок в субботу самым ранним утром. Он никуда не собирался, ни на какую рыбалку… Он вообще-то был охотником, а не рыболовом. Даже для выездов на охоту приобрел «уазик», который и был обнаружен на том озере. Семья его выехала на дачу в пятницу: жена, дочь и внучка маленькая. Он обещался подъехать к ним или поздним вечером пятницы, или в субботу пораньше. Последний звонок от него был получен в двадцать один тридцать вечера. Дача у него на Токсовской трассе: за Токсово разные дачные поселки, в том числе и СНТ прокуратуры. От него до того озера, где нашли тело, меньше сорока километров. Жена тело опознала. Только удивилась, что на Марьянове были болотные сапоги, не те, что он носил прежде: не его зеленые, а черные. Да и размером на три номера больше. У Марьянова был сорок второй, а эти соответственно сорок пятый. А куртку она опознала, сказала, что он в такой всегда на дачу приезжал.
– Какие-нибудь следы, улики были обнаружены?
– Никаких. Отстреленной гильзы нет. Пуля ушла в воду, но в какую сторону непонятно, потому что место, откуда произведен выстрел, точно установить не удалось… А потому точную траекторию отследить вряд ли получится. К тому же озеро глубокое, дно илистое. Даже металлоискатель ничего не найдет. Но даже если и обнаружится гильза, вряд ли удастся установить принадлежность пистолета. На такое дело обычно берут ствол, не замазанный на других убийствах, чтобы следствие не могло уцепиться за ниточку.
– А следы от колес машины или что-то еще?
– Обнаружены, но были дожди, а там, говорят, или мох или трава… Эксперты не смогли сделать слепок отпечатков протектора, но сказали, что по ширине колесной базы это почти наверняка внедорожник. Сейчас осматривают в ускоренном режиме записи со всех камер дорожного наблюдения. Но дело это тоже вряд ли выгорит. Озеро хоть и лесное, мимо проходит лишь бетонка, но съехать с нее можно по трем разным направлениям: на Токсовскую трассу, на Ново-Приозерку и на дорогу, ведущую из города в Колтуши…
– На Дорогу жизни?
– Так. Беда в том, что все эти направления забиты машинами. А внедорожников у нас теперь сами знаете сколько. У вас, к примеру, какой автомобиль?
– У меня «паджеро».
– Вот и вы туда же.
– Я своим внедорожником теперь редко пользуюсь. У меня служебный «вольво» с водителем.
– Не обижайтесь: это я к слову. Вас-то никто и не думает в чем-то подозревать. Все же понимают, что это убийство заказал Качанов.
Высоков обернулся и увидел стоящую у дверей кухни Настю, на которой из одежды были только узенькие трусики. Он махнул ей рукой, показывая, что разговаривает по делу и скоро освободится. Настя улыбнулась ему и пошла обратно в спальню.
– Это пока все, – подытожил генерал Корнеев, – если появятся свежие новости, тут же сообщу.
Владимир Васильевич вернулся в спальню.
– Какой ты смешной, – рассмеялась девушка, показывая на рубашку, которой он прикрывал свою наготу.
– Важный звонок, – объяснил Высоков, – некогда было одеваться.
– Ну и хорошо, – продолжала веселиться Настя, – зато сейчас долго раздеваться не придется. Ложись скорее!
Заседание суда было назначено на десять утра. В десять оно и началось. Но еще до этого Высоков познакомился с новым прокурором. Тот сам подошел, протянул руку и представился.
– Советник юстиции Мелешкин Денис Андреевич. Я вместо Марьянова. Вы в курсе, какая трагедия случилась с Георгием Ивановичем?
Владимир Васильевич кивнул:
– Надеюсь, это не помешает нам сделать наше дело?
Было ему около сорока – вряд ли больше. И надежды на дальнейший карьерный рост, судя по его настрою, у Мелешкина сохранялись. На заседании он спокойно наблюдал. Вопросов почти не задавал. Только под самый конец спросил Качанова:
– Какое место вы отводите себе в преступной иерархии?
Качанов усмехнулся и повернулся к своим адвокатам:
– Я не понимаю, о чем базар.
Тогда со своего места поднялся Дима Словоерсов.
– Ваша честь, – обратился он к своему бывшему сокурснику, – можно попросить господина прокурора задать вопрос как-то иначе, чтобы можно было понять, что его интересует.
– Согласен, – кивнул Высоков, – даже я ничего не понял.
– Хорошо, – завелся Мелешкин, – спрошу иначе, чтобы поняли все. Гражданин Качанов, являетесь ли вы так называемым вором в законе?
– Почему так называемым? – лениво возмутился Каро Седой. – Вор и есть.
– То есть вы не отрицаете того факта, что являетесь одним из лидеров преступного мира и руководите преступной организацией.
Подсудимый покачал головой и ответил серьезно и даже пафосно:
– Насчет лидеров – это по спортивной или партийной части. А у нас организаций нет. Кто же нас зарегистрирует? Так что ни организаций, ни ячеек, ни партийных взносов. Разве что пожертвования.
– Хватит паясничать! – крикнул прокурор. – Вы признали, что вы – вор в законе, а следовательно, руководите преступной группой.
– Я – польский вор, – снова усмехнулся Каро Седой, – так что отвечаю только за свои дела. Скажите, что я конкретно совершил? Кого-то ограбил, убил, зарезал вместе с его мамой? Предъявите – и я отвечу по существу.
– Ваша честь, – посмотрел на судью Мелешкин, – он опять наносит оскорбление суду.
– Подсудимый, – обратился Высоков к Качанову, – в соответствии с вашей терминологией, а точнее, с уголовным жаргоном, «польский вор» означает, что у вас нет своей группы и вы всегда действуете в одиночку?
– Так и есть…
– Так и есть, ваша честь, – подсказал ему адвокат Словоерсов.