К началу девяностых годов Ремини и Пожарнову удалось накопить почти семьдесят пять миллионов долларов, по большей части анонимных, с которых не было уплачено никаких налогов. Пожарнов решил отойти от дел и перебраться в Англию. Обосновавшись там, он постарался создать себе образ бизнесмена с порядочной репутацией — частного инвестора. После распада Советского Союза, в эпоху гласности, Пожарнов хотел жить подальше от бурлящей Восточной Европы. Для этого ему требовалось пустить прочные корни на Западе, и он подал заявление о предоставлении ему права на жительство в Соединенном Королевстве.

Ремини, напротив, не видел необходимости выходить из тени, всю жизнь служившей ему такую добрую службу, хотя он и позволил себе одну слабость личного характера, отрастив редеющие волосы и забрав их в хвостик. Он подал прошение о досрочном выходе в отставку, тихо устроился в Нью-Джерси и стал прилежно заполнять налоговые декларации, как и подобает образцовому ветерану секретной службы. Бывший сотрудник ЦРУ с радостью предоставил Пожарнову право мотаться между Москвой и Лондоном, пытаясь легализировать совместно нажитые деньги в различных сомнительных предприятиях России и Восточной Европы.

Это оказалось большой ошибкой. Бизнесмен из Пожарнова получился отвратительный. Он слишком уж внимательно прислушивался к советчикам, которые оказались совсем не теми, за кого себя выдавали. Вскоре выяснилось, что режим Ельцина катастрофичен для финансовых инвестиций. Затем положение, и без того ужасное, еще больше ухудшилось с обвалом рубля. Пожарнов ухитрился потерять почти половину общих денег. Можно не говорить, что Ремини был крайне недоволен такими результатами и оказал на своего партнера значительное давление, чтобы заставить того компенсировать потери.

Пожарнов и Ремини ликвидировали все оставшиеся инвестиции, перевели всю валюту в американские доллары и поместили ее в офшорные банки, где деньги просто лежали мертвым грузом. Подельникам был отчаянно нужен выход на открытые финансовые рынки Соединенных Штатов и Европы, что открыло бы скорейший и наиболее действенный путь к тому, чего Пожарнов жаждал больше всего, — к признанию, легитимности и широким инвестиционным возможностям. Однако доступ к этим рынкам был практически невозможен.

Поэтому Пожарнов с готовностью откликнулся на все прелюдии, когда на одном приеме в Лондоне его начал обхаживать некий нью-йоркский банкир. Этот делец дал ясно понять, что ему неважно, откуда у клиента деньги, лишь бы их было много. Бывший комитетчик быстро сообразил, что Эрнст Джонстон предложил ему тот самый механизм отмывания денег, который тщетно искали партнеры.

Первоначально соглашение между этой парочкой и их новым уважаемым другом-банкиром заключалось в том, что тот покупал и продавал для них небольшие пакеты американских государственных ценных бумаг через различные счета, открытые в Банке Манхэттена на различные компании самим Джонстоном и его подручными. Поскольку пакеты были маленькие, а деньги переводились через полулегальные европейские банки, подобная деятельность не привлекала к себе особого внимания. К концу года Банк Манхэттена, сам не подозревая об этом, через Джонстона отмыл на американских финансовых рынках для Пожарнова и Ремини почти десять миллионов долларов. Партнеры были довольны результатом и позаботились о том, чтобы Джонстон получил за свои услуги отдельное щедрое вознаграждение.

Однако вскоре законодательство в банковской сфере резко изменилось, и окошко, дававшее троице в составе Джонстона, Пожарнова и Ремини возможность и дальше отмывать деньги, закрылось практически наглухо. Закон о патриотизме и другие акты, принятые по следам событий одиннадцатого сентября, существенно затруднили легитимизацию грязных денег в Соединенных Штатах. Кроме того, мировая банковская система повсеместно, медленно, но верно перекрывала и без того ограниченные пути отмывания финансовых средств. Как следствие, стоимость не отмытых денег на черном рынке катастрофически снижалась чуть ли не с каждым днем. Партнерам требовалось совершить хотя бы одну крупную сделку, чтобы затем уже можно было выйти на рынок с совершенно законными долларами. Они давили на Джонстона, чтобы тот нашел для них что-нибудь подходящее.

Когда Болдуин впервые изложил Джонстону честолюбивый замысел Джона загнать в угол рынок американских государственных облигаций, тот отнесся к этой затее очень прохладно. Роберт не скрывал собственного неодобрительного отношения к этому плану, поскольку чувствовал, что Джонстон, скорее всего, все равно ответит категорическим отказом. Втайне Болдуин опасался, что Джон получит официальное замечание за предложение такой безрассудной и рискованной сделки.

И вдруг Джонстон изумил Болдуина, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, перейдя от полного равнодушия к горячему одобрению. Когда они встретились в следующий раз, чтобы обсудить проблему подробнее, Джонстон перешел прямо к делу. Он разобрал план Джона с советом директоров. Члены правления и юристы банка, чье слово было гораздо весомее, учли ту роль, которую готов был сыграть их английский клиент, и пришли к выводу, что подобная сделка возможна. Болдуин получил заверения в том, что означенным клиентом является искушенный инвестор, прекрасно сознающий риск, связанный с покупкой и продажей крупных пакетов американских государственных облигаций. Решение покрыть возможные убытки за счет банка было принято советом директоров и никак не должно было беспокоить Комиссию по ценным бумагам. Джонстон был полон воодушевления. Он не видел никаких возможных проблем со стороны КЦБ и считал, что сделка, предложенная Джоном, лежит в рамках его компетенции и полностью соответствует характеру деятельности банка на фондовых рынках.

Болдуина поразил подобный оборот событий, но он вынужден был уступить. Как только Эрнст Джонстон, влиятельный член совета директоров, дал Джону разрешение действовать, все системы банка пришли в движение.

Уолл-стрит, Манхэттен

По утрам понедельника финансовое море часто бывало спокойным. Многие завсегдатаи торговых залов медленно и болезненно приходили в себя после выходных, бурно проведя два дня и две ночи. Значительные экономические показатели сегодня не обнародовались, поэтому торговля акциями шла вяло. Для кануна аукциона по продаже государственных облигаций в этом не было ничего необычного. Подобные мероприятия устраиваются раз в квартал. Они помогают правительству Соединенных Штатов финансировать расходную часть бюджета. Объем торгов зависит от количества денег, которое американскому правительству требуется занять в данный момент времени. Облигации выпускаются на два года, пять и десять лет.

В последние дни рынок американских государственных ценных бумаг оставался относительно тихим, отреагировав на крепкие экономические показатели, обнародованные в начале прошлой недели. Все же стоимость облигаций поднялась чуть выше того значения, по которому Джон приобрел пакет в пятьсот миллионов долларов, поэтому он собирался от них избавиться.

Филлипс крутанулся в кресле.

— Тони, ты можешь выяснить стоимость долгосрочных облигаций? Мне нужен спрос.

Тот, как обычно, снял трубку телефона, чтобы связаться с маркетмейкером,[16]хотя сидел меньше чем в тридцати футах от него.