Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но иногда воду выключали внезапно. Поэтому я брал с собой в душ кожух от примуса «Шмель», наполнял его водой (это примерно два литра) и лишь потом начинал мыться. Однажды именно этой водой я и смывал все мыло, под доносящееся из соседних кабинок мнение моих коллег о внезапном незапланированном выключении воды и о жизни в целом.
Я обещал рассказать о последствиях начальственного пьянства. Так вот, однажды командиру нашего отряда по сбору картошки было обещано, что, если мы займем первое место по району, его примут то ли в партию, то ли в кандидаты в партию. Я не поясняю, в какую, ибо из контекста ясно, когда это было, а из этого ясно, о какой партии речь. Ну, он и лез из кожи: например, когда картофелеуборочный комбайн забивался травой (его надо чистить, например, раз в 15 минут, а мы, гоняясь за выработкой, не чистили его вообще, и он вставал через 30 минут), он совал ему сзади, в транспортер, лом и пытался транспортер провернуть. Один раз это удавалось, мы ехали еще 30 минут, а потом опять лом, и из транспортера вылетали пальцы (это — название деталей). Ремонт занимал этак с час.
Так в жизни и бывает; бывает и будет, пока — и если — не построим капитализм. (Сегодня, в 2003 году, я бы вторую половину этой фразы вычеркнул.)
Жизнь сователя лома была тяжела, и по вечерам он релаксировал. Однажды ночью «крыша поехала». Он обошел этаж, ломясь во все двери и требуя, чтобы мы шли с ним «пиздить мужиков». Все объясняли ему примерно на том же языке, что будить людей в час ночи нехорошо и что напиваться до зеленых чертей тоже нехорошо.
У одного из наших сотрудников (не у меня) любопытство возобладало над разумом и ленью. Он встал и вышел с командиром во двор. Во дворе командир наорал на целующуюся парочку, которая не обратила на него ни малейшего внимания, разбросал ногами кучу листьев, сказал вышедшему с ним «благодарю за службу, отгул за мной», и они вернулись.
Странная история — сказала бы Сэй-Сенагон.
Отгулы составляли важную часть нашей жизни. Согласно КЗОТу, они полагались за вечерние и ночные дежурства. Полагались за них еще и деньги, но этого-то никогда не было, а вот отгулы были. Давали их и за дежурства в народной дружине, за поездки в колхоз и за иные повинности, которые не были обязательными. Но партия требовала с начальства, а начальство покупало подчиненных чем могло — то есть де-факто разрешением не работать. Народ копил отгулы и исчезал летом на два месяца — в поход или на дачу. Чинить забор, копать огород и т. д. Иногда начальство, взбешенное тем, что народ накапливал десятки отгулов, заявляло, что аннулирует все отгулы. Происходил скандал, потом как-то утрясалось в балансной точке. Опасно, когда подчиненным нечего терять — они ведь могут и вовсе взбрыкнуть. Так и жила вся Советская Страна. Шестая часть суши, принадлежащая ей — поправила бы Сэй-Сенагон.
Одно из главных занятий в дружине было обнаруживать граждан, справлявших малую нужду, оборотясь к забору и доставление их в милицию. В протоколах — о, советский новояз! — писали «вел себя с наглым цинизмом». Не ищите смысла в этих волшебных словах, это просто такие слова, и все. Выучите их наизусть, если хотите. Можете высечь их на чем-нибудь долговечном. Ну, так вот, сотрудник В.Ф. и сотрудник Л.А. доставили очередного циниста и ждали, пока сержант напишет протокол. Сержант писал, а в какой-то момент поднял глаза к окну — видимо, затруднившись в формулировке? — с воплем вскочил со стула и ринулся к двери… В.Ф. и Л.А. обеспокоились и неторопливо вышли за ним… Сержант прыгал вокруг мэна, совсем по-простому орошавшего забор прямо напротив милиции. «Это у них от холода пузыри сжались…» — задумчиво баском произнес В.Ф.
Инструктаж перед дежурством вэивские дружинники должны были получать в отделении милиции на станции Фрезер. Однажды, придя на станцию Новая (ближайшую к ВЭИ), дружинники обнаружили сильно пьяного гражданина с кровью на голове. Ясное дело, саданули бутылкой. Гражданин не умирал на глазах, и, будучи полны веры в несгибаемый организм советского алкаша, дружинники положили гражданина на скамейку, позвонили в «скорую», сели в электричку и отбыли на Фрезер. Там они получили инструктаж, достался им участок — станция Новая, и отбыли обратно. Прибыв на станцию, они обнаружили знакомого гражданина, мирно возлежавшего там, где они его и оставили. С момента звонка прошло не менее сорока минут. Еще через четверть часа скорая прибыла. Молоденькая врач занялась пациентом. Тот открыл глаза и жеманным голосом произнес «Доктор, что со мной?» «Дырка в голове» — без выражения ответила девчушка — надо полагать, у нее это был десятый алкаш за день. «А большая?» — с ужасом в голосе поинтересовался пациент. «Кулак пройдет» — без выражения произнесла врач. «А-а-а-а…» — слабо пискнул пациент, глаза его закатились, и голова упала набок.
Нет, не был он настоящим самураем — сказала бы С.
На протяжении этого текста мы уже несколько раз обращались к теме народной дружины. Беспомощная попытка властей создать элемент гражданского общества в авторитарном государстве: гражданское общество — это взаимодействие диалога, авторитарное государство — это взаимодействие приказа. Разумеется, и при авторитарном обществе хочется привлечь к работе гражданский ресурс, но, как только люди начинают что-то делать, они начинают чего-то хотеть. Причем не от общества, а непосредственно от того, кто захотел чего-то от них: от начальства. Оно расплачивалось отгулами, то есть с точки зрения экономиста — падением валового продукта, а с точки зрения психолога — приватизацией жизни. Ибо взяв отгул, человек отправлялся в частную жизнь — к друзьям, любовнице, семье. Система оплаты деятельности в народной дружине была такова — дружинник должен