в самый раз. А если надо много, например, для свадьбы, применяется другой способ — берется ведро с водой, под воду опускается баллончик с дихлофосом и ему гвоздем продырявливается стенка.

Кто говорил, что именно борьба с алкоголизмом привела к самогоноварению и токсикомании? Наивные люди — пожав плечами, сдержанно заметила бы С.

Чаще всего мы работали в колхозе на уборке картошки, эти поездки так и назывались — «на картошку». Но занимались мы и ремонтом техники, строительством, севом той же картошки, севом и уборкой зерновых, работали «в животноводстве». однажды я целый день работал помощником пастуха. В тот день я еле приполз в наше местожительство — ни до, ни после я столько в один день не бегал. Ситуацию усугубило то, что это был первый день, когда коров выпустили из коровника на пастбище после долгой российской зимы.

Коровники были по одну сторону дороги, а бескрайние пастбища — по другую. Буренки летели к дороге как на крыльях любви, сигали через неглубокую яму, изображавшую кювет, спотыкались (ноги после зимы не держали), падали пузом и мордами на асфальт, по инерции проезжали по нему, шатаясь, вставали и, пошатываясь же, устремлялись дальше.

Так я понял, что простейший способ покончить счеты с жизнью — не повеситься или застрелиться, а встать на пути у буренки. В первый день выпаса…

«Куй железо, пока Горбачев». Именно в колхозе я научился ковать железо. Произошло это так. Мы собирали картофелеуборочные комбайны. Есть такая часть — комкодавитель. Это большой барабан из резины, который и давит комки. Что такое комок? Нет, при чем здесь магазин… Это кусок глины или картофелина, облепленная глиной. Или несколько картофелин… да, да, именно облепленных. Так вот, этот давитель и должен их давить и выявлять, есть ли там картошка. Насчет давить — это как повезет. Нет, ничего личного, конструкторы — заслуженные люди. Комбайн они испытывали на полях Рязанщины, посуху, и не удивлюсь, если на спецполе. Где до сева все просеяли, чтобы камешки не это… не попортили дорогую технику. Ну, а на подмосковной глине, да в дождь этот давитель. вот почему наверху, на двух транспортерах, по три инженера, ну или мэнээса, это без разницы, быстренько комки разбирают и картошку выявляют. Но разговор не об этом. А о том, что резина комкодавителя натягивается на железный каркас и закрепляется на нем болтами, отверстий под которые в резине нет, и мы ее дырявили заостренным и раскаленным железным прутом. Все очень гармонично — тут же, в кузне, раскаляли, молотом отковывали, то есть заостряли, конец, потом опять нагревали и — рраз! Не нравится запах? Зато теперь, когда я читаю, что дебильные европейские бездельники-антиглобалисты или накурившиеся арабские бездельники-хулиганы подожгли на дороге шины, я знаю, как пахнет в Европе. Или, соответственно, в Израиле.

Два раза я попадал в колхоз зимой. Один раз ничего особо интересного не было — ну колхоз, ну зима, ну силос… Кормили хорошо, работа не тяжелая, компания нормальная. Именно в тот раз, именно зимой, именно когда я выходил, тепло одетый, в телогрейке, в сапогах, на улицу и шел на работу, у меня раза два или три мелькнуло такое показавшееся мне странным ощущение — что это мое, что я этого всего хозяин…

Второй раз было забавнее. Жили мы в каком-то доме при овощной базе, на втором этаже, в маленькой комнате, вдвоем с сотрудником Т. Оный сотрудник приехал в колхоз на собственной машине, холод на улице был зверский, поэтому аккумулятор он снял с машины и держал его в комнате. Но машину надо было, как он говорил, прогревать, и поэтому каждый вечер брали мы аккумулятор, спускались вниз, ставили его на машину, прогревали мотор и ехали на почту. Ехали 200 (двести) метров, звонили в Москву, с чувством глубокого удовлетворения ехали обратно, снимали аккумулятор, шли к себе и залезали на кровати — он с приемником, я — с очередной книжкой.

Одно колхозное наблюдение, тоже не имеющее морали и оставшееся по сей день для меня загадкой, что и побудило упомянуть об этом отдельно. Женщины всегда ходили в туалет по двое, то есть парами. Именно так и было в жизни, и уж не знаю, что бы сказала по этому поводу Сэй-Сенагон.

Еще о туалете. Беседы с начальниками иногда необычно влияют на подчиненных. В частности, мощным влиянием на подчиненных славился начальник соседнего с моим отдела молодой доктор наук К.У. В комнату, в которой находились трое (я и двое сотрудников того отдела), влетел, полыхая чувствами, упомянутый выше начальник и начал «иметь» одного из своих сотрудников — Е.П. Ощутив неприличность ситуации, я и второй из сотрудников отдела (И.С.) вышли покурить в коридор. Окончив акт имения, вылетел и начальник и начал что-то объяснять нам. А объект имения тоже вышел и отправился неверными шагами и слегка растопырив почему-то руки — только не надо смеяться — в туалет. Итак: коридор, мы вдвоем, что-то трендящий нам начальник К.У., и к нам приближается уже вышедший из туалета «объект имения», Е.П. Приближается, останавливается, смотрит в нашу сторону остекленевшим взором и произносит без какого-либо выражения: «А я сейчас в туалете женщину видел».

Покрыто мраком, забрел он в женский туалет, или это ему привиделось. Маловероятно, чтобы это была уборщица в мужском туалете — они обычно перегораживали вход шваброй. Полагаю, что эмоционального накала всей этой сцены Сэй-Сенагон бы не ощутила. В ее эпоху с этими делами было проще.

К этой истории надо добавить, что по рассказам сотрудников, самым глубинным, самым нутряным, самым сладостным воспоминанием К.У., которое он выдавал только в сильном подпитии, была история про аспиранта-китайца, который «что ему ни скажешь, отвечал одно — холосо, Константин Николаевич — и шел, и делал». Однажды я шел по коридору мимо его лаборатории, дверь распахнулась, из двери вылетела, хлеща себя хвостом по бокам, его заместитель М.Н., налетела на меня, вцепилась, чтобы не упасть и, пылая страстью, выпалила: «Ну что за люди! Что бы он ни сказал, первая реакция — НЕТ!» И умчалась по коридору. Да, нелегко быть начальником над интеллигентами.

Раз уж мы заговорили о женщинах в колхозе. Это было в ту эпоху, когда в совхозе мы уже имели горячий душ почти ежедневно или даже ежедневно, и только старперы вроде меня рассказывали молодым, как в 70-е годы в совхозе душа не было вовсе, а мылись по месяцу холодной водой. Душ был в полуподвале другого корпуса, там было темно, и, пошедши однажды