– Я хочу увидеть, что было до этого, – сказала Лусия.

Охранник отмотал пленку назад.

– Похоже, он разговаривает сам с собой, – заметил Ариас.

Звука не было, только изображение. Тут наблюдавший за Габриэлем кашлянул. Все обернулись к нему.

– Когда я проходил мимо его камеры, он… он говорил женским голосом. Потом мужским. А потом еще каким-то другим.

– И что он говорил?

– Что он должен кого-то убить… Женский голос умолял какого-то Рикардо не делать этого… я хочу сказать, не убивать его.

– О господи! – выдохнул Ариас.

– Смотрите-ка, – сказал Пенья.

Габриэль на экране приблизился к камере, поднял голову и, пристально глядя в объектив, заговорил. Заговорил с ними. Движения его губ были очень четкими и различимыми.

– Похоже, он произносит буквы…

– Отойдите-ка назад, – приказала Лусия.

Все по очереди отступили.

– Да, так и есть! Сначала Л, – сказал Ариас. – Или Н…

– А теперь У или О, – добавил Пенья.

– Теперь С, – подал голос Ариас.

– И, – подхватил его патрон.

– Дальше Я…

Лусия молчала. С тех пор как она села перед камерой, ее левая нога непрерывно конвульсивно дергалась под самым экраном, стоящим на столе. Все разом повернулись к ней.

Л

У

С

И

Я

«Лусия»… Она вздрогнула. Это было последнее слово, которое Габриэль Шварц сказал, перед тем как покинуть этот мир. Мнение врача о его шансах выжить было пессимистичным. И Лусия поняла, что неизвестное невидимое существо, дергавшее Шварца, как марионетку за ниточки, обращалось к ней «с той стороны», по ту сторону смерти, посылало ей немое послание. И это послание было «ОТТУДА».

Утро вторника

Пресс-конференция началась в 11 часов в битком набитом зале. Не всякий день пресса получает на растерзание убийцу, страдающего диссоциативным расстройством психики, да еще если его жертвой становится служащий Гражданской гвардии…

Уже ближе к вечеру, когда многие темы были исчерпаны, информационные каналы пригласили на свои телеплатформы всех психиатров Мадрида, которых время от времени приглашали для консультации в суды. Их мнения, высказанные с добродушной снисходительностью специалистов по отношению к профанам, заметно противоречили друг другу. Однако всем известно, что психиатрия – это вам не физика, и она вполне допускает некоторые расхождения во мнениях и точках зрения.

В то утро с одной стороны присутствовали около тридцати журналистов, регулярно посещавших полицейские комиссариаты и суды, вместе с непривычным количеством портативных видеокамер «Панасоник AG-HPX500» и «AG-HPG20», стандартной аппаратурой для испанского телевидения. С другой стороны длинного стола перед микрофонами сидели Пенья и руководительница Центрального оперативного подразделения полковник Пилар Молина Маркос – высокая угловатая женщина, начисто лишенная и чувства юмора, и обаяния. Зато она была крепким организатором, фанатично преданным делу Гражданской гвардии.

Лусия держалась в стороне. Ее не просили выступать на публике. Не то чтобы она боялась. Но ей не свойственно было делать вид, что расследование идет, когда оно завязло, и она не привыкла называть успехами неудачи, как это делали деятели средств массовой информации. Она могла высказаться слишком ясно и искренне. Слишком прямо и слишком… агрессивно. Как с той зеленоглазой блондинкой, с журналисткой, которая сразу же поинтересовалась, как же это подозреваемый смог уйти от постоянного наблюдения и покончить с собой.

– Причина проста: он выпил крысиный яд еще до того, как его задержали, и в результате захлебнулся собственной кровью, – ответила Лусия, отчего смазливая мордашка журналистки приобрела оттенок скисшего молока.

Впрочем, такие вещи, наверное, не следует говорить на пресс-конференции. Ну хотя бы не в такой форме.

Ее поразило другое: необычное внимание журналистов. Они явно почуяли запах крови. Уловили нестандартную историю, которая заставит читателей и слушателей затаить дыхание на целые недели, а может, и месяцы.

– Известны ли точные причины смерти сержанта Морейры? – спросил другой журналист.

– Вскрытие показало, что его сначала оглушили. На голове остались следы того, что судебные медики называют «предварительной анестезией Бруарделя»: углубление в затылочной кости и в задней части теменной, что говорит о сильном ударе, видимо, с целью либо оглушить жертву, либо убить ее. Удар спровоцировал черепно-мозговую травму с последующим кровоизлиянием. Это подтверждает нашу гипотезу, что сержант Морейра был атакован неожиданно, врасплох, и точно так же он получил колющий удар в область сердца.

– И был распят, – раздался чей-то голос.

– С точки зрения техники это нельзя назвать распятием, – уточнила полковник Пилар Молина Маркос. – Но он действительно был приклеен к кресту.

– Получается, что один из ваших сержантов убит и распят, а главный подозреваемый через несколько часов покончил с собой в камере, так? – подала голос блондинка-воображала.

Ответа не последовало.

– Говорят, что сегодня рано утром Гражданская гвардия произвела операцию в Вильяверде, – крикнул хроникер из «Эль Паис». – Имеет ли операция какое-то отношение к гибели сержанта Морейры?

– Именно это мы и пытаемся установить, – ответил Пенья.

– То есть вы хотите сказать, что в вашей тюремной камере покончил с собой невинный человек?

Опять та же девчонка… Она еще новичок, но уже прекрасно понимает, что лучший способ заставить о себе заговорить – это распространить как можно больше слухов. И Лусия увидела ее, какая она есть, без прикрас: молодую, амбициозную и циничную, самодостаточную и эгоцентричную. Сначала карьера, а вся этика потом. Сначала имидж и самомнение, а уж потом компетентность.

Лусия уже видела набранный крупным шрифтом заголовок: «НЕВИННЫЙ КОНЧАЕТ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ ПОД ДАВЛЕНИЕМ ЦОП».

– Да ничего подобного, – ответил Пенья, задетый за живое. – Его нашли возле тела, на нем была кровь жертвы, и он признался в преступлении.

– Но у вас нет точных доказательств? – раздался еще чей-то голос.

– Как можно всерьез принимать признание человека, страдающего диссоциативным расстройством психики? – снова вступила молодая журналистка. – А его показывали психиатру? Это вообще принято в ЦОП?

– На что вы намекаете? – возмутилась полковник Маркос, буквально испепелив нахалку взглядом.

Лусия встала с места. Ну хватит, уже наслушалась. Она вышла, заглянула в туалет и плеснула себе в лицо холодной водой. Опираясь руками на бортик раковины, подумала о Серхио. Несколько недель назад он говорил ей, что хочет уйти из отдела, пока эта работа окончательно не исказила его представление о мире. У каждого сыщика есть свой предел. Он сталкивался с мужьями, насмерть забившими своих жен; расследовал дело о том, как жена долго и тщательно вместе с любовником замышляла и разрабатывала якобы случайную гибель мужа. Он задерживал торговцев, торговавших чем угодно, лишь бы была выручка; он имел дело с начинающими террористами, у которых основной идеей было перебить как можно больше народу, ибо они верили, что так желает их Бог. Ему приходилось общаться с сутенерами, за деньги и наркотики поставлявшими подростков на потребу тех, кого общество считало личностями мерзкими и опустившимися. Теперь пришла пора покончить со всем этим. Он не хотел, чтобы его дети росли, имея перед глазами такие образы, и собирался найти какую-нибудь безопасную работу в провинции, где мог бы спокойно дождаться пенсии, изображая из себя старого волокиту.