– Н-да… – сказал я. И больше ничего не сказал, так как вспомнил.

Кто-то, возможно Отшельник, говорил мне, что Побратим смерти может взять любого мутанта за руку и провести его через Черное Поле Смерти. В результате чего мутант гарантированно превращается в человека… Через Черное? Так разве…

Я пригляделся – и понял.

Мы только что прошли не через одну, а через две аномалии! Так вот что чернело в центре кроваво-красного колышущегося студня… Небольшое Черное Поле вползло в большое Красное – и осталось там. Два в одном. Изнутри развалившегося дома этого было не разглядеть как следует, а на открытом пространстве всё прояснилось сразу.

Впрочем, это ничего не меняло. Спасаться нужно было все равно. А то, что человек, чьи предки много десятилетий назад были изменены искусственным геном, снова превратился в нормального человека – может, оно и к лучшему?

Хотя Никита так не думал.

Он с ужасом смотрел на свои руки, несколько минут назад бугрящиеся гипертрофированными мускулами. Руки, которые теперь ощутимо оттягивал книзу автомат Калашникова.

– Что… ты… сделал… со мной? – наконец выдавил из себя Никита.

– Думаю, второй раз спас тебя от смерти, – задумчиво проговорил я.

– А зачем мне теперь такая жизнь?

Он смотрел на меня не мигая. И в его глазах застыла такая чистая, незамутненная ненависть, что даже мне, видевшему в этой жизни многое, стало немного не по себе…

И тут внутри здания грохнуло. Не громко хлопнуло, как бывает на открытой местности при слившемся воедино взрыве двух гранат, а именно грохнуло. Гулко так долбануло многократно отрикошетившим эхом по древним стенам… которым много ли надо было? Они давно уже готовы были рухнуть, лишь небольшого толчка не хватало.

В следующее мгновение старое здание вздрогнуло, словно живой человек, получивший пулю в живот – и сложилось внутрь, похоронив под собой отряд лучников-шайнов.

Мигом поднявшееся облако красной пыли немедленно скрыло от меня и развалины, и Поля Смерти. И от Никиты я отвлекся, вполне закономерно ожидая, что из пыльного облака могут выскочить несколько выживших шайнов, готовых утыкать нас стрелами…

Поэтому слишком поздно почувствовал я брюхом легкое щекотание под ложечкой. Знакомое такое. Так нежно касается твоих внутренностей невидимая, но вполне реальная линия выстрела, когда в тебя целится кто-то, искренне желающий твоей смерти.

Никита стоял в трех шагах от меня, направив автомат мне в живот. Его палец лежал на спусковом крючке. Лежал. Но не давил на него. Между ненавистью во взгляде и выстрелом в живого человека порой лежит неслабая пропасть… А порой и нет ее вовсе. Зачастую и без ненависти людей убивают, механически, как таракана на кухне мокрой тряпкой прихлопывают.

– Ну что, трудно это – убить человека? – несколько натянуто усмехнулся я.

– Человека – трудно, – сказал Никита.

И нажал на спусковой крючок.

Линия выстрела, легко, но неприятно щекотавшая мой живот, стала ощутимее, прям зазвенела аж, словно натянутая струна… и пропала. Потому, что когда стрелок осознает, что выстрелить не получилось, пропадает и этот необъяснимый контакт убийцы с целью через оружие. Говорят, его ощущает лишь тот, кого не раз пытались застрелить, и не всегда неудачно… Я – чувствую.

Никита нажал еще раз, скрипя зубами от ненависти. Я же закинул свой АК за плечо, сделал три шага, левой рукой отвел в сторону ствол автомата Никиты, а правой коротко, без замаха ударил парня в «солнышко». Туда, куда он только что хотел всадить пулю мне.

Ударил сильно, но дозированно, дабы диафрагму не порвать. Но и чтоб дошло. Дефицит мозговой деятельности зачастую по-другому не лечится.

Никита охнул, завалился на бок и свернулся на асфальте в клубок. Я же перехватил его автомат, снял с предохранителя, переведя оружие в положение стрельбы очередями, проверил наличие патрона в патроннике, и вновь уставился на облако медленно оседающей кирпичной пыли.

Нет, шайнов не было. То ли полегли все в развалинах, то ли те, кто выжил, благоразумно отступили. Ну и замечательно.

Автомат Никиты я за спину отправлять не стал. Положил рядом на землю пока, встав на одно колено, связывал парню запястья парашютной стропой. В любой Зоне Розы Миров всегда лучше перестраховаться. Когда обе руки работают, необходимо чтоб оружие было рядом. А то пока его из-за плеча достанешь, вязать уже будут тебя. Или кушать – это уж как повезет.

Все-таки, несмотря на предосторожности, ударил я Никиту серьезно. В ипостаси дружинника он бы такой удар наверно даже и не почувствовал. А сейчас вон бледный лежит, дергает ногами, воздух никак в легкие протолкнуть не может. Уже глаза того и гляди закатятся. Это ничего, это полезно. Вяжу я быстро, так что помереть не успеет. Зато запомнит урок надолго.

Затянув узел, я пропустил длинный конец стропы у Никиты между ног. Это чтоб не попытался убежать. Дернется – стропа по хозяйству резанет. Ну а вязка конечностей – это чтоб от спасенного придурка мне кирпич в башку не прилетел. Перестраховка – наше всё.

Закончив с руками, я схватил парня за плечи, коленом надавил на спину и резко разогнул. О, нормально, воздух с хрипом и соплями в тушку пошел. Значит, жить будет.

Никита закашлялся, сплюнул на землю комок слизи, красный от крови и кирпичной пыли, и хрипло выдохнул:

– Я тебя всё равно убью, слышишь!

– А то, – сказал я, наматывая на кулак стропу, противоположный конец которой плотно фиксировал запястья тинейджера. – Я эти слова за свою жизнь слышал чаще, чем тебя папа дураком называл. А теперь поднимайся на ноги и иди вперед.

– Боишься? – оскалился Никита окровавленными зубами – видать, когда я его бил, он то ли щеку себе прикусил, то ли язык.

– Прям трясусь от страха, – кивнул я. – Тебе помочь пинком под зад, или сам встанешь?

Встал сам. Гордый. Это хорошо. Гордость часто помогает избежать лишних пинчищ пониже спины.

Был ли я зол на Никиту? Да нет, нормально всё. Самый простой способ нажить себе лютого врага – это сделать человеку добро. В девяноста процентов срабатывает, проверено. А редкие исключения лишь подтверждают общее правило.

Знаю. Всё знаю, не первый раз нарываюсь. Но просто такой уж я заядлый путешественник по граблям. Не могу пройти мимо, когда мерзкая тварь собирается убить беспомощного человека – ну и всё такое в этом роде. Поэтому количество моих врагов растет. И будет расти, пока я однажды не одумаюсь, и не научусь заниматься только своими делами, не суясь в чужие проблемы с дурацким желанием помочь. Иначе рано или поздно предохранитель чьего-нибудь автомата окажется в правильном положении, и из меня раз и навсе-гда выбьют свинцом мой идиотский моральный кодекс…

Такие вот мысли лениво плавали в моей голове, пока я любовался на спину идущего впереди связанного парня, путающегося в собственных штанах. М-да, сколько видел аномалий на своем веку, и всё не перестаю удивляться. Вот куда сейчас половина массы тела у этого тинейджера делась? И ростом он был изрядно выше меня, а сейчас – ниже на полголовы. Как вообще такое возможно? Фантастика, да и только.