Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или так, – кивнул я. – Звать-то тебя как?
– Никитой кличут.
– Ладно, Никитос, – сказал я, прикидывая при этом возможности отхода. – Как я понимаю, лучники сейчас нас тут придерживают до подхода бронированных автоматчиков – я знаю, у шайнов есть такие, пересекались. Так что я тут подежурю, а ты пока поищи выход из этих развалин. Лады? Такое не в падлу сыну сотника?
Никита, нахмурившись, посопел немного – и, пригнувшись, двинул в глубь здания. Вернее, его остатков.
На первый взгляд, мы реально в ловушку сами себя загнали. Войти можно лишь там, где мы вошли, а отход, похоже, завален с трех сторон. Ну, как говорится, кто ж знал. Хотя пусть мордатый тинейджер погуляет-проветрится, а я пока тут сюрприз шайнам приготовлю на случай, если Никита выход все-таки найдет.
Вытащив из кармана тонкую и прочную леску, я также извлек из разгрузки пару гранат Ф-1 и принялся мастерить хитрую растяжку из нескольких «струн» – это когда к одной гранате тянутся несколько лесок, закрепленных в разных точках. Причем лески протягиваются под разными углами – не напрямую, а через палочки, воткнутые в землю. Мастера иной раз такую паутину плетут – закачаешься. Даже если одну леску заметил и перешагнул, не факт что не зацепишь вторую, третью, или десятую. Резать замеченную «струну» тоже не рекомендуется, есть методы и для таких умников, когда от реза чека как раз и выдергивается.
Я городить сложную «паутину» не стал, ограничился шестью «струнами» к двум гранатам, так что всё про всё заняло минут семь-десять, за которые я периодически демонстрировал лучникам-шайнам свою макушку, и лениво постреливал в их направлении, чтобы не расслаблялись. Шайны, по ходу не особо искушенные в искусстве выкуривания противника из укрытий, прилежно велись на разводку, стрелы щелкали по противоположной стене, так что я к возращению тинейджера как раз справился с растяжками.
– Нету выхода, – мрачно доложил Никита. – Единственный выход Красное Поле Смерти перегородило. Небольшое, но всё равно, ни обойти, ни перепрыгнуть.
– Понятно, – кивнул я. – Пойдем, посмотрим, что там за Поле такое.
– Чо на него смотреть? – буркнул дружинник. – Поле как Поле, обычное. Не веришь что ль?
– Верю, – кивнул я. – Просто люблю, понимаешь, перед смертью на них полюбоваться. Настроение поднимает. Предсмертное.
– Ясно. Блаженный, – вздохнул Никита. – Вот уж не думал, что в компании с убогим помирать придется.
Хотел я напомнить хамоватому подростку, что если б не этот убогий, то через пару часов им бы уже дружно гадили кешайны – у рептилоидов быстрый обмен веществ, и шибко умных и заносчивых хомо они довольно шустро превращают в дерьмо. Но передумал. Время дороже. Лишь сказал:
– Вон на ту леску не наступи, мутантушко.
И пошел туда, откуда только что вернулся Никита.
* * *
– Я чёт не понял. И с какого это перепугу я мутантушко?
За моей спиной слышалось яростное сопение. А, ну да, я и забыл, что в любой человеческой общине мира Кремля сравнение человека с мутантом есть самое тяжкое оскорбление.
– Про D-ген слышал? – бросил я через плечо. – У обычных людей его не бывает.
– Дружинники не мутанты, – рыкнул Никита. – Да я за такие слова знаешь чего с тобой…
– Ага, в курсе, – сказал я, разворачиваясь и упирая ствол автомата в брюхо тинейджера. – Короче, дитя природы. Заткнись и не отсвечивай, понял? Я тебе жизнь спас, и я же могу легко это исправить. Вкурил?
– Мутны твои речи, человек, – скривился Никита, нехотя разжимая огромные кулачищи. – И говоришь не по-нашенски, и ведешь себя как чужой. Ладно, понял я тебя.
– Вот и ладушки, вот и хорошо, – сказал я. Развернулся – и не оборачиваясь направился к неровному, словно обгрызенному прямоугольному пролому, некогда бывшему входом в подъезд.
Теперь входа не было. Как и выхода, кстати. Выход из развалин наглухо перегородило Красное Поле Смерти. Местная полуразумная аномалия, так же как и семейство ее чернобыльских сестер, питающаяся живой плотью. Причем Поле необычное, в центре которого зловеще чернело что-то.
– Другого выхода нет, – мрачно произнес дружинник. – Пора возвращаться и принять битву неравную.
– Выход всегда есть, – сказал я, подходя ближе к красно-черной желеобразной субстанции и погружая в нее руку. – Вопрос лишь в том, устраивает он тебя или нет.
– Чур меня! – вылупил глаза Никита. – Это я-то мутант? Это ты леший, аль болотник. Отродье бесовское!
– Вопрос ровно один, – сказал я, оборачиваясь к дружиннику. – Ты жить хочешь? Если да, то давай сюда свою верхнюю конечность – и пошли. Пока меня за руку держишь, Поле тебя не тронет. Наверно. И быстрее решай, шайны небось уже в развалины лезут.
Никита с тоской посмотрел назад – и, шагнув вперед, решительно схватил меня за руку. Чуть пальцы не сломал, орясина!
– Полегче, твою мать! – прошипел я. – Дуболом, мля!
– Извиняюсь, – ослабил хватку дружинник, при этом по его губам скользнула ухмылка. Доволен. Хрен с тобой, лыбься, продукт генетического эксперимента. А мне вот жизнь свою спасать надо. И его. Зачем-то. Мне ж всегда больше всех надо, благотворитель, блин, спаситель мира, сирых и убогих.
Костеря себя такими вот эпитетами, я шел через Поле, таща за собой балласт, разом переставший скалиться. И на лицо побледневший от ужаса что твое полотно. Главное, чтоб штаны со страху не обдристал, а то воды у нас с собой всего-то одна моя фляга. Которую я ему не дам. Задницу мыть в любой Зоне, где чистая вода есть самый настоящий хабар, стоящий недешево – непозволительная роскошь. Так что придется всю дорогу терпеть вонючего спутника…
Развлекая себя такими мыслями, я шел через Поле Смерти. Не впервой, кстати. Приходилось уже. И через Черное Поле Смерти ходить, и в Красном с мутантом-оператором по душам беседовать. И при этом я умудрился в живых остаться, за что в некоторых вселенных Розы Миров меня зовут Побратимом смерти. Именно так, с заглавной буквы. То есть, с уважением…
А не развлекать себя всякой ерундой никак нельзя. Вернее, не отвлекать. Потому, что хоть я и весь из себя безмерно крутой брат названой Сестры, но Поле все равно кожу жгло не по-детски. И звенело в ушах у меня не от повышенного кровяного давления, а от безумного воя за моей спиной. Значит, Никитоса тоже припекает. Поэтому по совокупности факторов не мешало бы поторопиться.
Я рванулся вперед – и вывалился за границу Поля Смерти, волоча за собой тинейджера-переростка. Странно, кстати – раньше, когда в аномалию входили, он мне казался нереальной тушей, кило под сто пятьдесят. А сейчас похудел что ли резко, не пойму? Или на дерьмо изошел, резко потеряв в весе? Уж больно легко мне его за собой волочить…
Обернулся я – и прикусил губу. Ибо сейчас судорожно держался за мою руку не богатырь выше меня ростом на голову и вдвое шире в плечах, а… тинейджер. Настоящий. Пацан лет шестнадцати-семнадцати. Самый обычный, на котором одежда прежнего Никиты висела мешком, волочась по земле.