Я начал с динозавров, подавляющих нас своими размерами. Этим огромным рептилиям наша планета казалась меньше, чем нам. А для муравьев она больше. С их точки зрения, Земля так огромна, как для нас был бы, скажем, Юпитер. Духовная мера тоже относительна. То, что одному дается легко, другой приобретает упорным трудом. Вспыльчивый человек гордится собой, если не убил, хотя очень хотел, а робкий переживает триумф, впервые отважившись поздороваться с другим человеком. Полагаю, что всем должны сниться сны о могуществе в соответствии с индивидуальными возможностями. Грезить надо не о том, чтобы стать вторым Рембо, а о том, чтобы побороть свою вчерашнюю слабость.

Динозавры вымерли, когда изменился климат, и вся их адаптация оказалась ни к чему, поскольку на планете то ли поднялась температура, то ли облака закрыли солнце и не смогла вырасти трава, которой питались эти существа. Человек когда-нибудь тоже, несомненно, исчезнет с лица Земли, и, честно говоря, я подозреваю, что остальные представители живой природы вздохнут с облегчением. Это полезно повторять себе, когда мы поддаемся коллективной иллюзии, что наша жизнь кем-то гарантирована. Верующие в Создателя знают: Он предрек наш конец. Может ли человечество само приблизить этот конец по вине одного или многих? Страшно даже задумываться. А если мы не зададим этот вопрос, сможем ли жить беззаботно?

В завершение главы вернусь к “Снам о могуществе”. Человек мужественный смело смотрит вперед, даже если видит опасность, угрозу. Невротик опускает глаза, трусит и погибает. У динозавров не было вариантов – они должны были вымереть. Человечеству пока еще предоставлен некий выбор. Сможем ли мы что-нибудь сделать, если наша планета столкнется с астероидом? Не знаю. Сами по себе, индивидуально, перед лицом разного рода опасностей и вызовов мы в состоянии проявить большую отвагу, мужество, стойкость. Кто-то утверждает, что все эти достоинства – обман, а мы – заложники обстоятельств, то есть над каждым висит приговор “ты должен быть таким”, но тогда жизнь действительно не имеет смысла. Я убежден, эта точка зрения ошибочна. Кстати, почему мы в XXI веке с такой легкостью верим в то, что у человека нет шансов стать лучше? Почему нам кажется, что сексуальный инстинкт, например, обуздать невозможно, но при этом агрессию, также врожденную, удастся преодолеть путем правильного воспитания? Ведь это нелогично, как и многие другие суждения, которые мы постоянно повторяем. Есть ли в моих рассуждениях противоречия? Безусловно, и так будет всегда, но если я замечаю, что сам себе противоречу, стараюсь корректировать и совершенствовать свои взгляды.

Как вы заметили, я пишу, следуя свободным ассоциациям, но придерживаясь деления на главы в соответствии с последовательными этапами жизни. Итак, после детства наступает взросление.

Прожив три четверти века, я вижу изменения, которые важно зафиксировать. Детство – период беззащитности. Маленький человек обречен находиться под опекой родителей и взамен того, что они заботятся о нем, должен им подчиняться. Поэтому естественно, что дети хотят повзрослеть, иначе говоря – освободиться от зависимости и получить полноправный статус так называемого взрослого человека. В моем случае взрослость была желанна в первую очередь, чтобы самостоятельно ходить на фильмы, разрешенные с восемнадцати лет. Во времена, когда не было телевидения и Интернета, кино было единственным источником информации о том, как выглядит мир и жизнь других людей. Та же жизнь, описанная в книгах, требовала усилий воображения. Тому, кто не видел такой красивой женщины, как голливудская звезда Грета Гарбо, никакое литературное описание не в состоянии передать впечатления, производимого ею на экране. А как раз фильмы о любви обычно имели ограничение по возрасту “от 18 лет” – это объяснялось тем, что в них часто показывали поцелуи, которых не должны были видеть несовершеннолетние (речь о второй половине 1940-х годов).

Думаю, одного желания ходить на такие фильмы было достаточно, чтобы мне захотелось взрослеть. Этому способствовало то, что я был рослый не по годам и носил очки. Надев отцовскую шляпу, я проходил в кинозал, а билетерша даже не просила меня предъявить удостоверение школьника.

Сегодня моя ситуация прямо противоположна. Как и все люди старше семидесяти лет, я имею право бесплатно пользоваться варшавским общественным транспортом и часто езжу на метро. Там я постоянно вижу контролеров, и мне жаль, что они никогда не спрашивают у меня паспорт: мой возраст виден невооруженным глазом.

Позволю себе отступление на тему роста, опираясь на рассказ своего студента-режиссера в Москве. Мы познакомились много лет назад, когда я вел у него занятия. Как-то раз ребята выполняли практическое задание, для которого понадобились две новые дорогие машины. Студент сказал, что может это организовать, поскольку у него два одинаковых “бумера” (то есть BMW): один для собственного пользования, второй он отдал отцу. Парню было лет двадцать с хвостиком. Я поинтересовался, что нужно делать, чтобы разбогатеть в столь юном возрасте, и получил ответ: вовремя начать. Он занялся бизнесом, еще учась в советской школе. Отец служил пограничником в Бресте. Мой будущий студент ежедневно после уроков переплывал на плоту Буг, вместе с другими контрабандистами переправляя в Польшу спирт. Отец, даже не подозревая, что его сын занимается этим гнусным делом, как-то сказал в его присутствии, что пограничники не стреляют в детей, но если бы контрабандисты были выше ростом, по ним палили бы без раздумий. С тех пор юный нарушитель каждый день брал линейку и измерял свой рост, боясь оказаться в категории тех, в кого солдаты могли стрелять.

Эта история парадоксальна по той причине, что ставит под сомнение всеобщее желание быть взрослыми. Нобелевский лауреат Гюнтер Грасс в знаменитом романе “Жестяной барабан” превратил главного героя – мальчика, который не повзрослел и навсегда остался ребенком, бьющим в жестяной барабан, – в метафору всего немецкого общества.

Нежелание становиться взрослым – относительно новое явление. Веками дети мечтали как можно раньше повзрослеть, сегодня же многие молодые люди мыслят избирательно: они хотят обладать отдельными атрибутами взрослой жизни, отвергая все остальные. Зрелость предполагает ответственность, которая им не нужна. Впрочем, борьба за взрослость во многих семьях начинается уже в средней школе, когда юная девушка требует у родителей разрешить ей возвращаться домой поздно вечером.

Конфликт между своими ровесниками и родителями я вспоминаю со смущением: как единственный сын, испытавший на себе военные невзгоды, я очень доверял родителям, что, несомненно, вредило моим отношениям с друзьями. По многим вопросам я имел свое мнение, и меня за это не любили. С другой стороны, несколько раз я выиграл, оттого что поверил родителям. Коронный пример – уроки русского языка, которые были у нас с начальной школы. Ровесники твердили: “Это язык врага. Раз мы вынуждены его учить, то будем делать это как можно хуже”. У истинного поляка-патриота по русскому должна была быть тройка. А мой отец сказал: “У тебя должна быть пятерка”. Друзья подсмеивались: “Ты не настоящий поляк, а итальянец”. Но я продолжал учиться на отлично. И сегодня могу читать в России лекции, встречаться с людьми и давать интервью без переводчика, а значит, я только выиграл благодаря тому, что послушал отца.