Люди в видении были явно степными кочевниками. По одежде и быту можно предположить, что временное пространство, куда летала моя птица, — раннее Средневековье. Боже! И это все, что мне известно?! Призрачный свет уличных фонарей проникал в комнату, и по мебели расхаживали путаные тени деревьев. В таком освещении я следила за тем, как исчезала татуировка. Птица сделала крыльями резкий взмах, и я поняла, что она еще вернется…

— Не может быть! — почти прокричала я, проснувшись. — Не может быть! Но как?

Сонные мама и тетя, протирая глаза, кажется, изо всех сил пытались вникнуть в мою проблему. Но возмущению моему не было предела:

— Уж не знаю, дорогая моя Софья Харитоновна, кто из нас виноват! — заглядывая под кровать, говорила я. — Вы ли с вашей наивностью или я с моей глупостью?

— Да скажешь ты, наконец, в чем дело? — оскорбилась тетя. — Кстати, где Василиса? Она спала в соседней комнате…

Я тут же, не дожидаясь, пока Софья Харитоновна осознает смысл произошедшего, направилась в другую комнату.

— Ах, тетя, — вздохнула мама. — Я предупреждала тебя, что она мошенница.

— Поздно! — прибежала я из тетиной комнаты с пустой шкатулкой в руках. — Вот, поглядите! Кажется, здесь вы хранили свои серебряные украшения.

Софья Харитоновна с выражением бессилья на лице уронила себя на пуфик.

— Но это еще не все! — сокрушалась я. — Браслет, который вы мне подарили, помните его? Так вот, ваша новоявленная вещунья стащила его прямо с моей руки! Представляете, пока я спала, она подкралась ко мне, как драная кошка, и внаглую своровала!

Мама захихикала.

— Зря смеешься, милая мамочка! Ты еще не заметила, что на твоей руке нет перстня?

— Ой, и правда! — воскликнула мама, продолжая смеяться. — Тетя, проверь, пожалуйста, все ли вещи на месте. Если пропало что-то серьезное, то мы заявим в милицию.

Ничего «серьезного», конечно же, эта бесстыжая воровка утащить не смогла. Вероятно, почувствовала, что ее раскусили. А раз так, то и делать ей было в этом доме нечего. Но мнимая Василиса в силу своей подлой природы не могла уйти с пустыми руками, поэтому исчезли всякие «несерьезные» вещи — украшения. Что ж, она поступила как настоящая сорока, как лиса, как крыса! Боже! Зачем я так распалилась? К черту эту ведьму! Браслет — вот чья судьба приводит меня в трепет, который все больше и больше переходит в ужас!..

* * *

Мама сказала, что искать нахалку бесполезно. Да, это так, но только если искать обычными методами. Большие дяденьки-милиционеры, как только мы обратимся к ним с такой просьбой, тут же посмеются над нами, как над маленькими детьми, у которых отняли погремушки. Итак, надежды на земное правосудие у нас не было…

Видит небо, как я стараюсь раздавить свое отчаяние и не допустить темных мыслей. Где же ты сейчас, моя птица? И как она будет теперь летать, если ее держат в темнице злых и глупых рук?

Нет, мне не справиться с собой, по крайней мере, до тех пор, пока я не поделюсь с кем-нибудь своими чувствами. Мама? Она, быть может, меня поймет, приободрит, расскажет какую-нибудь байку, словом, — поступит так, как подобает хорошему подростковому психологу. Не то, не то все это!

В таком смятении чувств, эмоций и осколков каких-то мыслей я не заметила, как оказалась у порога школы и что уже прошло полдня, и все — впустую.

— Привет, Русалка! — поздоровался со мной Антон, как всегда, восхищенный моими длинными распущенными волосами.

— Честное слово, Красильников, — услышал он вместо привета мое ворчание, — я когда-нибудь их остригу! Перестань называть меня русалкой!

— Отчего вы, барышня, так расстроены? — продолжал он воображать.

— Оттого, сударь, что нет ничего ужаснее на свете, чем когда судьба нагло над тобой смеется, — выговорилась я.

— О! Слушай, давай прогуляем сегодня школу! — внезапно предложил Антон.

— А ты в курсе, чем эта прихоть нам грозит?

— Да, — заговорщицки улыбнулся он.

— Тогда я согласна.

Мы, стоя у самого порога школы, уверенно повернулись и — обратно, на свободу. Как речной песок на зубах, так и чувство вины скрежетало в наших сердцах. Но моя совесть была раздавлена стесненным отчаянием — я боялась представить, что воровка может догадаться о силе браслета, и этот страх был больше, чем чувство вины.

В то время, когда Антон на ходу старательно пытался починить кассету, хорошо прожеванную плейером, я степенно обдумывала то, как расскажу ему о браслете. Ведь меньше всего хотелось сболтнуть чего-нибудь лишнего.

— Кстати, Ева, ты не забыла о своем предсказании? — будто очнувшись, спросил он.

— Нет. Жалеешь, что не сможешь убедиться, правду я сказала или все придумала? — слукавила я.

— Думаю, это мы узнаем от Юрика, — схитрил мне в ответ Антон.

— Вот именно, — гордо сказала я, хотя внутри вдруг появилось сомнение: не обманом ли было ВСЕ ЭТО. Здравый смысл торжествовал… но лишь временно.

Антон захотел отпраздновать починку своей любимой кассеты, и мы решили для начала остановиться в ближайшем кафетерии. Красильников любезно угостил меня всякой сладкой всячиной, которую я терпеть не могу. Однако пришлось ответить на его щедрость и съесть это пресладкое мороженое с орешками, которые то и дело застревают в зубах. Рассказав Антону об Александре Ивановиче, я достала из рюкзака письмо и разрешила ему прочитать.

— Как странно, — удивленно сказал Антон, начиная читать, — мне почему-то знаком этот почерк.

В кафетерии было душно, и я машинально сняла кофту, которую пришлось надеть по маминой вечной просьбе не простудиться (благодаря этой маминой идее фикс я редко болею). Взглянула на руку, где еще вчера красовался браслет… Но — бесполезно даже надеяться: там, чуть ниже внутреннего локтевого сгиба, рука была будто нетронутый лист. Пока Антон читал, я сидела с закрытыми глазами, думая над тем, что же было причиной моих галлюцинаций… Да, я уже почти не верила в свой, как мне казалось, ДАР.

— Значит, я был прав, — дочитав, заключил Антон и отдал мне письмо.

Я подумала, что это письмо — единственное доказательство. Но кто знает, быть может, оно тоже вымышленное.

— Да, благодаря этой древности я получала энергию для возникновения видений, — сказала я так тоскливо, что даже самой стало неприятно.

— А почему ты говоришь «получала»? — спросил Антон и посмотрел на мои голые руки.

— Сегодня ночью браслет украли, — давясь от собственного уныния, вымолвила я. — Прямо из-под носа, представляешь?!

— Нет, расскажи подробней, — как-то строго попросил Антон, и эта его строгость, или, скорее серьезность, помогла мне не раскиснуть. Я собрала все свои речевые силы и рассказала ему о прохвостке по имени Василиса.