Товарки ответили одобрительным треском. И тогда, вздев шестокол, она затянула новогоднюю песенку. Прочие телеса взялись за руки и двинулись натуральным хороводом.

Впервые Тимур служил елочкой. Не беззаботный смех, а лютая ярость охватила его, такая, что снова захотелось жить, а если не получится – отдать ее задорого. С наслаждением он вколотил бы в глотку каждой хористке всю песенку по куплету, вот только руки были заняты.

Утренник окончился. Поставив руки в боки, тетки стояли и пялились на Тимура с добродушным зверством.

– Ох, не знаете, с кем связались! Я лютый, слыхали?! Ох, всех достану! Мало не покажется! – пообещал Тимур, задыхаясь.

Вождиха аккуратно ткнула шестокол ему под ребро и сообщила:

– Пришлеца – на дозревание.

На этом саммит закрыли. Дамы гуськом поплелись в темноту. Скрип невидимой двери – и вот уже Тимур оставлен в одиночестве.

Он вспомнил, как в подобной ситуации поступают настоящие герои любимых фильмов. Вот, к примеру, Три Икса – сделал кульбит: закинул ногу за перекладину и выпутался.

Дерзнув повторить трюк, пленник лишь оборвал кожу на запястьях, так что добавилась новая боль. Лучше висеть и не трепыхаться. Все равно – конец кино. Ожидать после такого приема чай с вареньем и расспросами о родителях крайне оптимистично. Даже со скидкой на местные порядки, вряд ли тут принято вешать желанного гостя на цепь.

Внизу что-то прошелестело.

Тимур покрутил щеками, скосил глаза, но никого не заметил.

– Ну как? – спросил хриплый девичий голосок.

– Нормально. – Тимур постарался углядеть, кто бы это мог быть, уж больно знакомыми показались интонации.

– Знаешь, что с тобой будет, пришлец?

– Расскажите…

– Скоро узнаешь.

– Отлично.

– Зачем ты здесь?

– Заблудился, не могу дорогу найти. Не подскажете? А то психи разные пугают, говорят, выхода, нет.

– Выхода нет.

– Да? Ну, тогда, может, познакомимся? Меня Тимур зовут. А вас?

– Я знаю.

– Как, простите?

– Это про тебя глас был: пришлец лютый?

– Кажется, да.

– Что смог?

– Да так, раскидал кое-кого… Можно вас попросить?

– Ты не можешь просить, пришлец.

– Отлично. – Тимур постарался вложить в реплику максимум доброжелательности. – А вы не могли бы как-то встать так, что б я вас видел? Разговор с красивой девушкой, которая…

– Откуда ты знаешь, пришлец, что здесь красивая девушка?

Пудрить мозги Тимур умел блистательно, но сейчас требовалось мастерство виртуозное, чтобы появился шанс, крохотный и малюсенький, но все-таки шанс:

– Такой голос, как у вас, может быть только у настоящей красотки!

За спиной послышались шаги, и в поле зрения появился затылок с черными, коротко обкромсанными волосами. Сердце тревожно ёкнуло. А она, как будто нарочно, предъявила лицо медленно. И хоть оно изрядно исхудало, его вполне можно было узнать.

– Машка?! – завопил Тимур из последних силенок. – Ты?!

– Этого имени нет, – ответила женщина, недавно любимая. – Называй меня Салах, пришлец.

Жизнь с Машкой пролетала как на американских горках. Каждый день начинался с нуля, что будет через минуту – было неизвестно, настроение ее менялось радикально и неожиданно. Смеется, ластится – и вдруг уставится в стену и рыдает. Если Тимур спрашивал «что случилось», Машка яростно царапалась, могла и кулачком двинуть. Шторм возникал и затихал внезапно, после чего Машка без сил падала на диван. Тут надо было подойти, погладить ее по голове, как ребенка, и спросить: «Ну, что случилось?» Обычно после этого Машка бросалась на шею и, утирая слезы, начинала лепетать, что увидела паутинку, которая оторвалась и полетела, и это напомнило ей, как хрупка наша жизнь, как мало нам отпущено, как надо ценить мгновения. Девица обожала выворачивать себя наизнанку – и Тимура заодно. Но бывало и похлеще. Иногда она устраивала игры, про которые лучше не вспоминать. Причиной всему была ее работа: на голых нервах, духота, кругом вредные привычки. Машка трудилась у шеста стриптиз-бара.

Прожив с ней два года, каждый день которого переполнял экстрим, Тимур сломался. Но продолжал бы терпеть, только Машка вдруг исчезла.

Сейчас женщину, по которой он сходил с ума и верил, что любит больше всего на свете, Тимур узнал с трудом: плащ с маскировочным рисунком под цвет камней, кожанка, армейские штаны, заправленные в шнурованные ботинки, на которые надеты галоши, а еще дикая прическа. Чужой, подтянутый, настороженный зверек.

– Как ты могла?! Пропала на год! – затараторил Тимур, задыхаясь. – Не простилась, никто не знает, где ты, а ты здесь?! Как ты могла?!

– Не кудахтай, пришлец.

– Машка, что ты наделала?! Я без тебя жить не мог! Чуть крышей не поехал!

– Меня зовут Салах, пришлец.

– Прости, Ма… Салах. Когда ты ушла, я же есть-пить не мог, все забросил, только о тебе думал! У меня даже не было никого с тех пор, понимаешь! А ты…

Она молчала, равнодушно наблюдая за агонией пленника.

Ради собственного спасения натиск чудовищной лжи надо было продолжать, все равно больше ничего не оставалось.

– Машка, любимая моя! – воскликнул Тимур. – Родная!

– Сколько прошло ночей? – спросила она чуть неуверенно.

– Год! Да больше! Гребаных четыреста дней!

Девица выскочила из поля зрения.

Все, конец, перегнул палку.

Заскрежетал невидимый механизм толей, Тимур плавно нырнул, стремясь к твердой почве, как вдруг пятки поехали вверх, и тело проделало кульбит, перевернувшись головой вниз. Теперь мир перекосило, на Машкином лице рот поместился над глазами.

– Какая ты красивая! – беззастенчиво соврал Тимур.

Разглядеть за слоем грязи, шрамов и болячек прежнее очарование мог только человек с особо богатым воображением или в полной безысходности.

Приблизившись, Машка обдала тошной вонью.

– Можно тебя поцеловать, любимая? – мужественно попросил Тимур. Кровь прилила к голове, и стало безразлично: да хоть унитаз облизывать.

– Зачем пришел?

– Тебя искал! Юлька вспомнила, что ты уехала по каким-то делам на «Красный Треугольник», решил поискать тебя здесь. И вот попал!

На мгновение показалось, что Машка рванулась впиться в губы.

– Ты не знаешь, куда попал.

– Так объясни… Кто эти упитанные тетки?

– Глабы.

– Что им от меня надо?