— Не может, у него нет заграничного паспорта, — поясняет Вольф и опять берется за Колю.

— Немецкий знаешь?

— Знать-то знаю, но давно не употреблял. Акцент. Будет сложно прикинуться немцем.

— Это ничего. Ты же будешь… ты — балтийский немец, подзабыл родной язык, живя среди латышей. Пустяки. Уедешь, освоишься, айн-цвай-драй, и будешь говорить, как Бог.

— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Я так не могу. Что ты будешь делать без паспорта? Возьмешь мой и мной прикинешься? Погоди… мы же совсем не похожи. Мне твой паспорт не подойдет.

— Не переживай, это можно уладить. Я знаю, как.

— Вольф, ты сошел с ума? — мама с размаху швыряет тряпку в миску. Несколько капель падает мне на брюки. — Ты от меня отказываешься? Мне придется ехать в Германию с Колей?

— Нет, дорогая. Ты не так поняла. Фотографию в паспорте я переклею, сделаю печать на фото. Слава Богу, в издательстве есть все необходимое. Потом Коля уедет с моим паспортом, а я пойду в полицию…

— Зачем в полицию? — напрягается Коля.

— Зачем? Чтобы заявить, что меня ограбили и паспорт украли. Могу даже описать нападавших — один высокий с рябым лицом, другой — пониже, бородатый. Может помнишь, как бородатого зовут?

— Нет, я вообще его не узнал.

— Ничего, не беда… Мне выдадут новый паспорт, а свой настоящий, Коля, можешь сохранить на всякий случай. Мне твой не нужен. И мы, — Вольф поворачивается в маме, — мы, дорогая, останемся вместе. Такой, вот, план… ну, станет в мире на одного Вольфганга Венгера больше, ну и пусть. Мне не жалко.

— План у него! — мама не унимается. — Мне не нравится, потому что то, что ты, Вольфганг, предлагаешь, незаконно.

— Ты права, но бывают случаи, когда про законы можно забыть. Особенно в ситуации, в которую попал Коля… не по своей воле. И не только Коля, мы все, в известном смысле, попали.

Восхищаюсь отчимом. Такой тонкий ход мне бы никогда не пришел в голову. Но главное — я в восторге от того, что Вольф ставит избавление Коли от грозящей ему опасности выше уложений закона. Может быть, сам он и не считает это чем-то особенным и достойным уважения, ноя — да.

— Я тоже так думаю. С моральной точки зрения — это очень благородный поступок, — бросаю на Вольфа одобрительный взгляд.

Все молчат. Внезапно чувствую, как защемило в области сердца. Догадываюсь, в чем дело — хоть идея Вольфа и великолепна, мне не хочется расставаться с Колей. Смотрю на своего мастера.

— Ты поедешь? — задаю вопрос.

— Не знаю… слишком неожиданно… нужно обдумать.

— Ну да, конечно… но, Коля, ведь нигде же еще не написано, что русские и в самом деле придут! — не могу придушить свою наивную веру в хорошее.

Сидим, не проронив ни слова. Судя по лицам Коли, Вольфа и мамы, наверно, я сморозил глупость. Глупое ощущение. Мама легонько щелкает меня по затылку, а потом гладит ладонью.

Ночью, уже лежа в постели и припоминая все, что произошло в этот рождественский вечер, чувствую, что мое настроение опять на нуле. Похмелье? Похмелье не от выпитого, а от дурного предчувствия, что вряд ли мне доведется разрешить противоречие между душой и телом. Похмелье еще и от мысли, что Коля может уехать, и от идиотской ситуации, которая возникла в целом мире. Мутное настроение разодрало мою сонливость в клочья, только под утро удается заснуть.

На новогодний бал сходить не удалось, сразу после рождества Коля разболелся. Чихает, кашляет, его знобит под толстым одеялом. Но утверждает, что в первую неделю января будет снова как огурчик. Врач выписал капли, можешь сходить в аптеку? Конечно, могу. Еще принесу из дома банку меда и черносмородиновое варенье. Коля, конечно, хозяйственный мужик, но еще не достиг такого уровня холостяка, что и варенье сам себе варит. Еще одна просьба — сходить к тетке Алвине и рассказать, что с ним приключилось, иначе волноваться будет. Он сначала объясняет, как туда добраться, а потом берет лист бумаги и рисует таки мне настоящую карту.

— Посмотри, пожалуйста, как она там справляется, — Коля виновато смотрит на меня.

— Да, но мне же нужно идти красить.

— Только так, посмотришь и сразу обратно, больше ничего не прошу.

— Ну, ладно, ладно.

— И еще. В случае, если Вольф сам не забыл, скажи ему, что не придется паспорт подделывать. Я не собираюсь драпать.

— Серьезно? — от радостного известия улыбка сама появляется на моем лице. — Но ты же…

— Что я?

— Нет, ничего… Но ты же сам сказал, если б ты был на нашем месте, рванул бы отсюда.

— Ха! Я же сказал, если бы был! Если бы! — повторяет Коля. — Но я не на вашем месте. В кухне можно трепаться, о чем угодно… Знаешь, я, тут полеживая, пораскинул мозгами и понял, что затевать такую рокировку очень сложно. В действительности, это просто невыполнимо, если понимаешь, о чем я.

— Наверно, понимаю… — не ожидал от Коли подобного философствования. Очевидно, долгое пребывание в постели все-таки оказывает свое воздействие на мозг.

— Смириться с иноземцами в своей стране, наверно, еще смогу, а вот по силам ли прижиться в чужом месте? Не уверен.

— М-да, что тут скажешь.

— Именно, поэтому я и остаюсь на своем месте, а вы — на своем. Как говорил старый Лавиньш, в чужие штаны и мешок запихать можно. Каждый сам должен решить, что ему делать. А если будет невмоготу, где-нибудь тут и спрячусь.

— Под кроватью?

— Не валяй дурака! Иди.

Алвина со своими коровами обитает за южной границей Зиепниеккалнского кладбища. Здесь, среди песчаных дюн, где кадеты военной школы в девятнадцатом году сражались с бермонтовцами, здесь, где мы, мальчишки-подростки, гоняли с горок на лыжах — они тогда казались такими высокими, — земля здесь довольно скудная, но для нескольких коров и коз корма хватает. С другой стороны улицы Малу — пастбище, да и опушки полны густой травы — летом вволю и на зиму можно сеном запастись с лихвой. Если идти по улице Реймерсмуйжас — еще недавно она звалась улицей Мисы, то кажется, что в каждом доме держат какую-то скотинку и кур. Сельский воздух здесь врывается в ноздри куда сильнее, чем в городе. Да что говорить — тут городом и не пахнет.

— Кого ищем? — хозяйка за веревку тащит из сарайчика старую жестяную ванночку, полную дров.

— Вы Алвина… — вдруг вылетела из головы ее фамилия. — Тетя Алвина, я от Николая. Брискорна. Коля заболел. Меня зовут Матис, мы вместе работаем.