Наконец наступает последняя неделя ожидания. Звонит Тинделл и заверяет меня, что все готово:

– Клаудиа на «Луче» доставит вас на материк, так что не придется ломать голову, что делать с твоей лодкой. Артуро отвезет вас в аэропорт. У него паспорта для тебя и твоего сына. В аэропорту Монтего вас встретит человек, которого я нанял. Его зовут Грэнвилл Моррисон – Грэнни. Он до ставит вас на место. Грэнни весьма услужлив и расторопен. Вообще-то он отвечает за дом, машину и землю, но также знает все об окрестностях. А если вы с Генри захотите завести конюшню, он и в лошадях понимает. Его жена Вельда будет вести дом и следить за прислугой.

– За прислугой?

– Всего две девушки. Не беспокойтесь, Питер, они знают, что вы любите уединение. Я сказал им, что самое позднее в пять часов вечера духу их не должно быть в доме.

Начав собирать вещи, я обнаруживаю, что располагаю только чемоданчиком Элизабет и старинной дорожной сумкой отца. Артуро смеется, узнав об этом.

– Но у меня никогда не было нужды ни в чем подобном, – оправдываюсь я. – Когда я в последний раз путешествовал на Ямайку, то просто побросал свои вещи в катер Тинделла.

– Не волнуйся, – успокаивает меня Артуро, – Клаудиа об этом позаботится.

На следующий день девушка, которая теперь знает дорогу к нам на остров, привозит мне новые чемоданы.

– Я купила их в Дейдленде сегодня утром, – говорит Клаудиа, выставляя чемоданы на причал.-

Может быть, помочь вам уложить вещи?

– Думаю, с этим я справлюсь.

Она пожимает плечами.

– Папа хотел, чтобы вы кое на что взглянули. – Клаудиа снова прыгает в лодку и через несколько минут возвращается с номером «Геральд». Она указывает на фото в центре страницы.

Я беру у нее газету и смотрю на фото. Мужчина в рубашке с короткими рукавами обращается к толпе протестующих. Он мне знаком, это Дэвид Мунц, конгрессмен из Южного Броуорда. Губы мои сами складываются в презрительную улыбку. Мне-то известно, какой он осел и до какой степени не способен кого-нибудь в чем-нибудь убедить. Если бы не его простодушная физиономия, еврейское происхождение и мои деньги, избиратели – пожилые евреи, обитающие в густонаселенных домах, – ни за что не избрали бы его. Ну что ж, он, конечно, болван, но он – мой болван.

На плакатах демонстрантов написано: «ОТСТОИМ СВОЕНРАВНЫЙ РИФ, СКАЖЕМ НЕТ БИСКАЙСКОМУ НАЦИОНАЛЬНОМУ ПАРКУ! СПАСЕМ ПТИЦ!»

Подпись под фотографией: «Конгрессмен Мунц призывает спасти Своенравный риф от „развития"».

– Папа сказал, что вам это должно понравиться. И еще он велел передать вам: «Есть несколько способов остановить Тинделла». – Клаудиа смеется. – Вот бы сейчас посмотреть на Йена! Он, наверно, весь позеленел от злости.

– Должно быть, – соглашаюсь.

После отъезда Клаудии я долго брожу по острову, слоняюсь по дому, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Снова и снова проверяю объекты, за которыми нужен особый присмотр, – это колодцы и цистерны. Генри ходит за мною по пятам:

– Папа, что мне делать?

– Пойди поиграй.

– Мне надоело. Я хочу на материк.

Я качаю головой:

– Теперь только когда мы будем уезжать.

– Почему?

– Потому что мне еще кое-что нужно сделать.

– А может, это сделает Рита?

– Нет. Но знаешь что? Как насчет того, чтобы полетать сегодня, как стемнеет? А потом я поохочусь для нас.

– Свежая еда? – У него текут слюнки при одном упоминании об этом.

Я киваю, и рот мой тоже наполняется слюной. Уже сама мысль об охоте пробуждает во мне острый голод, учащает сердцебиение, заставляет меня с нетерпением ждать темноты.

– Сегодня вечером, – шепчу я, копаясь в информации, предоставленной мне Артуро, – мы проверим, как поживает доктор Син Миттлмен.

Уже давно стемнело. Я захожу в комнату Генри. Он уснул поверх покрывала, не раздевшись. Рядом с ним лежит его розовый кролик. Включив ночник на тумбочке, смотрю на спящего ребенка. Он выглядит сейчас таким маленьким в своей кроватке. Да и она кажется совсем крошечной в этой огромной комнате с потолками в двенадцать футов высотой и широкими дубовыми дверьми – одна из них выходит на галерею, вторая ведет в глубь дома.

Строя дом, отец о детях не думал. Каждая комната здесь, каждый предмет обстановки был рассчитан на наши размеры, когда мы находимся в нашем естественном обличье. Поэтому любая спальня в этом доме – не меньше гостиной в любом другом.

– Ведь полно места, Питер! – убеждал он меня, когда я пристрастился спать в человеческом обличье в постели. – Все, что нам нужно, – сухая просторная комната и несколько охапок сухого свежего сена.

Генри только недавно начал подражать мне – спать в кровати.

– Я теперь слишком большой для этой травы, -сказал он мне.

И все-таки в углу его спальни всегда лежит охапка сена на случай, если он решит вернуться к старым привычкам.

Я присаживаюсь на край постели и слегка поглаживаю Генри, чтобы разбудить его. Он продолжает крепко спать, приходится наклониться и прошептать ему на ушко:

– Уже темно, Генри. Пора на охоту. Не хочешь полетать со мной немного?

Мальчик зарывается лицом в подушку, но по его щеке и уголку рта видно, что он улыбается.

– Так как насчет полетать, Генри?

Он кивает подушке.

– Тогда вперед! – Я встаю и иду к двери.

Генри свешивает ноги с кровати и предоставляет им опуститься на пол под действием силы собственной тяжести. За собой он тянет розового кролика

– Хватит играть,- говорю я.- Оставь его здесь.

Он послушно кивает, тщательно усаживает игрушку, прислонив ее спиной к подушке, и стремглав мчится за мной, то и дело взвизгивая от предстоящего удовольствия. Я позволяю ему догнать и опередить меня. Мы поднимаемся по толстым деревянным ступенькам винтовой лестницы. Догнав Генри на площадке третьего этажа, хватаю на руки, целую и обе щеки и в макушку. Он визжит и вырывается:

– Нет, папа, отпусти меня! Я сам! Я хочу сам.

Сейчас покажу тебе, как я умею.

Поставив мальчика на пол, я иду за ним в большую комнату, включаю свет. Он садится на пол и снимает одну кроссовку, потом другую.

– Поесть не хочешь? – спрашиваю я.

Генри на секунду задумывается, стягивая носок, потом отвечает:

– А можно, когда я поменяю обличье?

– Конечно. Пока ты раздеваешься, еда будет готова.

Я оставляю мальчика, иду на кухню и открываю холодильник. Там полно замороженных бифштексов. Отца никогда не прельщали все эти завоевания цивилизации, которые мало-помалу внедрялись мной в нашем доме.