* * *

Время от времени Вулфман ненавязчиво исправлял старшего коллегу. Профессор Аксель подразумевал…

Эй-Джей Аксель принадлежал к числу самых выдающихся американских ученых в области психологии. В Гарварде ему посчастливилось сотрудничать со светилом экспериментальной психологии, великим Берресом Фредериком Скиннером. Протеже самого доктора Уолтера Фримана, Аксель не раз ассистировал знаменитому хирургу на операциях по лоботомии, которые тот проводил на Среднем Западе в начале пятидесятых. Сегодня Аксель возглавлял Центр социальной инженерии в Вайнскотии.

Высокий, седовласый, обходительный, в неизменном твидовом пальто, белоснежной рубашке и галстуке, профессор воплощал собой само достоинство и эрудицию. Однако его лекции плохо усваивались из-за обилия научных терминов, напоминавших секретный код. Оперантное поведение, алгоритмы подкреплений, закон эффекта, положительный стимул, отрицательный стимул, научение убеганию/избеганию сыпались из него как из рога изобилия.

Отдавая дань ученой степени, студенты обращались к Вулфману «доктор», он же именовал нас «мистер» и «мисс».

Всегда предельно вежливый, Вулфман относился к нам с легкой иронией и явно сомневался в нашем умении понять его. Остроумный и веселый, он любил пошутить. С ловкостью человека, способного прихлопнуть муху, глядя совершенно в другую сторону, Айра мог приструнить любого скептика.

По вторникам и четвергам Вулфман посещал утренние лекции профессора Акселя, садился в первом ряду в компании пары-тройки доцентов и аспирантов. За очень редким исключением, аспирантура состояла сплошь из мужчин. В университете не было ни одного преподавателя женского пола.

Из всех младших коллег профессора Вулфман пользовался наибольшим доверием – если Аксель в силу обстоятельств не мог присутствовать на лекции, подменял его именно Айра. В такие дни в аудитории царило заметное оживление – многие предпочитали прославленному Эй-Джей Акселю молодого энергичного Вулфмана.

Иногда лекции заканчивались бурными аплодисментами. Откинувшись на спинку стула, я восторженно хлопала вместе со всеми.

На занятиях Вулфман рассказывал об экспериментах, которые проводил сам: у подопытных голубей, крыс и мелких приматов (макак) систематически возрастала приобретенная беспомощность (иное определение нервного срыва), если стимулы подкреплялась беспорядочными, непредсказуемыми последствиями. Первоначально подопытный ищет связь между стимулом и последствием, пытается отыскать логику среди хаоса; если же связь не определяется и ситуацию невозможно взять под контроль, рано или поздно наступает нервный срыв.

Излечить приобретенную беспомощность можно, заменив непредсказуемые последствия на четко прогнозируемые.

Подобно животным, люди нуждаются в порядке, обоснованности и естественных, прогнозируемых результатах своих действий. Соответственно, их отсутствие ведет к гарантированному срыву.

Таков незыблемый, неоспоримый жестокий факт поведенческой психологии.

У меня промелькнуло: прямо наш случай. Если повезет.

До встречи с Вулфманом, томимая одиночеством, в отчаянии я решилась на безрассудство, отлично понимая, что совершаю глупость. Причиной стали мои бесплодные попытки воскресить воспоминания о прежней, утраченной жизни. Все тщетно. Стоя на коленях возле кровати, прижавшись лбом к стене, я кусала губы, чтобы не зарыдать. Из памяти будто стерлись лица и голоса родителей, мое отражение в трюмо, когда папа покрасил детскую в бледно-розовый, а мама выкрасила оконную раму в кремовый… Голова норовила взорваться от напряжения, микрочип начисто блокировал самые дорогие воспоминания, душил меня в приступе психологической астмы.

Нельзя. Запрещено. Ты в Изгнании. Ты отбываешь наказание.

И я сдалась. После череды попыток опустила руки.

Как-то раз, задыхаясь от одиночества, накинула теплую куртку и отправилась на улицу. Близился вечер, кампус практически опустел, студенты спешили домой обедать. Мой путь лежал через всю территорию на восток, где располагалась санчасть. Я вознамерилась отыскать медсестру, которая встретила меня в Вайнскотии и помогла пережить мучительные последствия телетранспортации. Имя женщины выветрилось из головы, но я хорошо запомнила ее лицо: на вид лет тридцать, заправленные за уши русые волосы, добрый и вместе с тем настороженный взгляд – «Не задавай лишних вопросов, Мэри-Эллен Энрайт. Просто уходи».

Я спросила дежурную, кто из медсестер соответствует описанию, но та лишь отрицательно покачала головой: нет, она понятия не имеет, о ком речь.

– Можно я сама ее поищу? Хочу поговорить. Это очень важно.

– Сейчас в санчасти никого нет, – объяснила дежурная. – Врач на вызове – за пределами кампуса.

Я оглядела пустующий приемный покой – тесную комнатушку с тремя стульями. (И, представляете, с пепельницами!) Помещение насквозь провоняло лекарствами, больницей и сигаретным дымом; из ближайшей палаты доносился надрывный кашель. В университете бушевала эпидемия азиатского гриппа – несколько девушек из Экради-Коттедж тоже заболели.

Заметив мою растерянность, дежурная повторила, что не понимает, о ком речь, хотя знает всех местных медсестер.

Я упорно отказывалась смириться.

– Вы уверены? Не возражаете, если я сама поищу? Где тут сестринский пост?

Дежурная вытаращила глаза:

– Сестринский пост? Здесь?

– Ее звали… – Я отчаянно пыталась вспомнить, прорваться через непреодолимый барьер сознания. – Что-то созвучное Имоджен. Ирма?

Дежурная отреагировала мгновенно. Молниеносно.

– Имоджен? Ирма? Таких точно нет.

Меня словно током ударило. А вдруг та, кого я ищу, прямо передо мной?

Туман в голове рассеялся. Да, это она. Значительно старше, чем мне почудилось, – примерно мамина ровесница, волосы (русые) спрятаны под белоснежной накрахмаленной шапочкой. В санчасти было холодно, поэтому она набросила на плечи мешковатый кардиган, скрывавший белый форменный халат и бейдж. Но именно эта женщина – медсестра – помогла мне очнуться в первый жуткий час в Зоне 9.

– Вы меня не помните? Мэри-Эллен Энрайт? Вы так по-доброму отнеслись ко мне, когда меня привезли.

Дежурная ответила резко, с безжалостным смешком:

– Мисс, я же сказала, нет. Впервые вас вижу. А теперь вам лучше уйти.

– Но разве вы не Имоджен или Ирма? Умоляю.

– Уходите.

– Ирма Казински… Нет, Кразински.

– Мисс, предупреждаю, если вы не уйдете, я вызову охрану.

Женщина свирепо уставилась на меня. Она сделала ударение на слове «охрана», давая понять, что в действительности подразумевает нечто иное, куда более страшное, – Ликвидация, ЛАД, испарение.