с кроликом и заматывал его задние лапы скотчем.

– Смотри, другое дело. Теперь я стукну, ты не переживай. Так будет честнее. Больно не будет. Но в прошлый раз я сделал всё правильно, а ты вскочил и убежал. Со скотчем будет вернее. Скотч в этом деле хороший помощник. Его даже на Луну брали. На всякий случай.

Затем гомо сапиенс решил замотать и передние лапы животного. Работать со скотчем шеф не привык, он то и дело налипал на его руки, на кролика или склеивался между собой. Поки не сопротивлялся, лишь дергался, когда шеф отрывал прозрачную полосу, случайно прилипшую к его бокам или животу. На тонком слое клея хаотично пересекались чуть заметные волоски розовой шерсти – тонкие нити будущего. Оно могло быть разным, как для Поки, так и для Клода Саджера. Судьба обоих сжалась, сконцентрировалась в точке времени и пространства. И этой точкой не был космодром у мыса Канаверал 16 июля 1969 года. Этой точкой не была церквушка в Реймсе, во время коронации Хлодвига. Этой точкой был обычный день, один из дней, две тысячи двадцать третьего года на грязном сухом пустыре недалеко от аэропорта Дели. Совсем рядом взлетали и садились самолёты, набивая свои борта сотнями человеческих судеб.

У таксиста время текло медленнее, чем у шеф-повара. Прошло двадцать минут. Протянулось двадцать минут. Старый индус в красном тюрбане и розовом халате вышел из автомобиля. В свои шестьдесят восемь лет он видел разных людей. Но француз… по его мнению, это, без сомнения, был француз… Этот был странным и вызывающим любопытство. Он всмотрелся вдаль, поправляя на носу старые очки. Та же оправа, через которую тридцать восемь лет назад он с любопытством смотрел на тело Индиры Ганди. Это было во дворе дворца Тин Мурат Бхаван, перед тем как её прах развеяли у истоков Ганга. Вдали человеческая фигура склонилась над землею. Молится? Испражняется? Что он делает? Было далеко, видно лишь, как взмахнула рука.

Поки лежал спокойно и покорно на боку. Смотанные лапы не позволяли лежать на спине, хотя человек, как и обещал, «обезболил его тело» ударом о спину. Покорность. Сложно предпринимать какие-то действия, когда голова отделена от тела. В маленьком черепе, уже не нужному ни организму, ни сидящему рядом на корточках человеку, воцарилось спокойствие. Свет исчез, как и звуки. Только запахи. Самый короткий и близкий путь проникновения внешнего мира во внутренний – обоняние, всё еще работал. Именно запахи держали Поки за руку, в его случае – за уши, провожая в небытиё. Поки? Ли?

Конечно, его настоящее имя было известно только его матери, и боюсь, я не смогу воспроизвести его ни на бумаге, ни в устной речи. Хотя это очень простое и понятное имя. Его безошибочно, такт в такт выстукивает чечёткой каждое сердце каждой матери, первый раз взглянувшей на существо, которое до этого момента находилось в ней.

Запах орехов и кленового сиропа – казалось, как может выпитая и выброшенная почти месяц назад жестяная банка колы до сих пор источать ароматы? Но стоило шеф-повару разворошить случайный мусор, как миллионы молекул взметнулись вверх, подхваченные горячим воздухом. Сухие, редкие здесь травы, свежая собственная кровь, аромат клея скотча. Много чего, уже ненужного, въедалось в последнее ощущение мира. Снова волнительный «Кюркджан Баккара Руж 450». Откуда он здесь? Но «здесь» уже не было. Мир кролика исчезал вместе с ним. Клетки мозга, не имея сил и энергии жить вместе, ещё какое-то время жили отдельно. Как люди, получившие извещение о падении смертоносного для всей планеты метеорита. Люди начинают жить лишь собственной жизнью. Любовью, страхом и размышлениями. Люди забывают посылать почту начальникам и подчинённым, бронировать билеты на отпуск и сеять хлеб.

Вселенная кролика исчезла. Нужно признать, по человеческим меркам она не была большой и долгой…

Но мир вокруг шефа никуда не делся. Клод Саджер надел фартук. Край тонкого лезвия канцелярского ножа, нового и свежего, оголился. Металл легко справлялся с кожей на тушке животного. Но снять шкурку оказалось не так легко, как хотелось бы человеку. Шеф надеялся лишь слегка испачкать руки. Так бывает с молодожёнами, решившими собственными силами перекрасить спальню в первой съёмной квартире. Если вначале краска только на кончике кистей и валиков, то к концу работы малиновым или розовым становится всё: стены, ногти, постельное бельё и даже туалетная бумага в уборной.

Полуторалитровой бутылки воды явно не хватило, чтобы промыть тушку и привести себя в человеческий вид. Француз явился перед таксистом со следами крови. Она была на лице, льняных брюках и даже на длинных рыжеватых волосах. В руках у иностранца было два одинаковых черных пакета. Конечно, индусу очень хотелось знать, что в них, но спросить он не решился.

– В аэропорт, – приказал француз, захлопнув крышку багажника.

Снова темнота. Как легко человек научился прерывать солнечные лучи. В багажнике Тойоты лежали два черных пластиковых мусорных пакета. Они имели разное наполнение. Можно сказать, диаметрально противоположное, хотя еще полчаса назад их содержимое было единым целым. Настолько единым, что вмещало в себя целый мир. В пакете, который лежал левее, рядом с огнетушителем, было полтора килограмма мяса. И ещё около килограмма костей, в дополнение к мышцам. И сердце. В знаменитом блюде оно подавалось в желтой шафрановой карамели с чипсами из топинамбура и выкладывалось слева, на краю тарелки, в расположении на три часа. Но его вес можно не брать в расчёт. Всего пятьдесят граммов. Второй пакет был заметно тяжелее. Он лежал справа. Розовая шкурка, потроха и голова. Почти четыре килограмма. В багажнике находился и пенопластовый бокс, наполненный сухим льдом. Шеф решил, что бросит тушку в него чуть позже, по прибытии в аэропорт. Мясу нужно было стечь кровью. К тому же, не хотелось удовлетворять любопытство водителя. Клод Саджер быстро подхватил пренебрежительное отношение к другим социальным слоям, стоило только выехать за пределы влияния французских профсоюзов.

Второй пакет доставлял шефу дискомфорт. Меньше всего он хотел оставить его в мусорном ведре, представляя, какой вонью он станет уже к вечеру. Хотя какая ему разница? В этот момент он уже будет в воздухе. Но так устроены некоторые люди. Им есть разница.

****

Прах

– У вас можно кремировать питомца? Я правильно понял?

– Да, мы оказываем услугу.

Сержанта окружали плакаты о вакцинации и чистке ушей. Это была небольшая провинциальная ветеринарная клиника. Перед ним стояла добродушная толстячка. Полные пальцы, ухоженное лицо. Она явно не комплексовала по поводу своих ста пятидесяти